В боях рожденное Знамя - [10]

Мысли прервали разрывы снарядов. Блиндаж вздрагивал.

— Пойду в 232-й полк, — сказал я Якову Петровичу Островскому. Его топчан стоял против моего.

— Хорошо, — отозвался комиссар, — я могу пойти с вами.

— Да, так мне будет легче знакомиться с людьми.

Мы пошли по тропинке через поле, кустарник и небольшие рощицы. Более половины пути открытая местность. Как только вышли на поляну, нас обстреляли. Мы легли в старой воронке, переждали, пошли дальше. Яков Петрович рассказывал:

— Иван Григорьевич Мадонов в полковых командирах недавно. Но показал себя хорошо. Управлять полком может, не теряется, принимает смелые и разумные решения. Вот был случай — противник в пять утра открыл артогонь и одновременно с небольшой высоты начал бомбить. Затем перешел на узком участке в атаку, главный удар приходился по 232-му полку — наступал немец полком при поддержке танков, ему удалось прорвать оборону, продвинуться вглубь. Мадонов тогда принял решение — выделил группу истребителей танков старшего лейтенанта Латышева с задачей выйти в тыл противнику и уничтожить танки. Вскоре мы увидели, как два танка задымили, остальные отошли в укрытие, где в засаде ожидал взвод младшего лейтенанта Кучарова, который и уничтожил их. В это время батальоны перешли в контратаку и выбили врага с занятых позиций.

…Я еще издали увидел Мадонова на опушке высокого густого леса. После доклада он провел нас к наблюдательному пункту полка, который был устроен на четырех вековых соснах и замаскирован так, что ни с воздуха, ни с земли его невозможно было обнаружить. Я поднялся по сучьям дерева и увидел в стереотрубу как на ладони первую позицию и узел сопротивления противника на возвышенности. Видно было, как мелькали стальные каски по траншеям, тоже неглубоким. Наши бойцы огня не вели. От нашей траншеи до первой траншеи противника — метров двести. Фашисты тоже не вели огня, получалось: «Ты меня не тронь, и я тебя не трону».

За этот день я прошел и осмотрел в основном первую позицию 232-го полка. Оборона построена однообразно, ничем не отличалась от обороны полка Кротова. Познакомился с командирами батальонов, рот и батарей, с отдельными командирами взводов и отделений. Некоторые офицеры и солдаты задавали мне вопросы: «Когда начнем наступать? Надоело сидеть в обороне». Это уже было хорошо.

Много теплых слов услышал от рядовых, сержантов и офицеров. С гордостью и любовью рассказывали о бесстрашии в бою командиров. Это говорило о доверии к своему начальнику.

Выводов я пока не делал. Все смотрел, собирал, обдумывал, намечал план будущей работы — подготовку к зиме и укрепление обороны.

На третий день с рассветом пошли с Островским на участок 171-го полка, на левый фланг дивизии. Полк почти прижат к реке Ловать. Шли вдоль реки обрывистым берегом, прикрываясь от пуль. Яков Петрович по пути охарактеризовал командира полка Ивана Ивановича Неймана, латыша по национальности, награжденного уже двумя орденами Красного Знамени. Он встретил нас на повороте реки Ловать, недалеко от своего командного пункта, врытого в берег и хорошо замаскированного. Представился, доложил обстановку. На все мои вопросы отвечал обстоятельно и кратко. Нейман со знанием дела говорил о состоянии батальонов и отдельных рот, командирах. Чувствовалось, что он хорошо знает своих подчиненных, знает, кому что лучше поручить, какую задачу поставить перед боем. О людях отозвался коротко: надежные. Мы пошли по первой траншее от реки Ловать к первому флангу — осматривать передний край врага.

Шли, наверное, около часу. Потом со стороны противника внезапно началась ожесточенная ружейно-пулеметная стрельба. Может быть, заметил нашу группу или стрелял по своему плану. Мы легли на дно неглубокой траншеи. Стрельба усиливалась, стала сплошной, особенно со стороны Редцы.

Потом все стихло.

Подполковник Нейман ознакомил нас со всей системой обороны. Весь оборонительный участок полка требует большого солдатского труда, чтобы сделать его неприступным, не бояться огня неприятеля и не оставаться в долгу у него.

Из полка по дороге зашли на огневые позиции 14-го отдельного противотанкового дивизиона. Присели и начали беседу с артиллеристами. Солдаты сами стали рассказывать нам о прошедших боях, кто отличился, сколько танков подбили.

Около опушки стоял старшина и посматривал то на меня, то на солдата, отвечающего на вопросы. Я было пошел, но взгляд старшины заставил меня остановиться.

— Давно на фронте?

— С первых дней.

— Откуда родом?

— Воронежский, из села Калмыка.

— Так мы с тобой, оказывается, земляки!

Он широко улыбнулся.

— Выходит, что земляки. Я вас сразу узнал.

— Чей же ты будешь?

— Касаткина, сапожника. От вашего дома через два двора. Хорошо знал ваших братьев, а с Яковом Митрофановичем вместе воевали в гражданскую. Он же у вас моряк, прошел от Зимнего дворца до Черного моря, против Врангеля.

— Ну что же, а нам с вами теперь придется вместе воевать против гитлеровцев.

— Повоюем… И до Берлина дойдем.

Конечно, я тогда не думал, что мне придется участвовать в битве за Берлин, а тем более штурмовать рейхстаг, от Старой Руссы до Берлина нужно было еще пройти 2640 километров.