В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - [17]

— Саша, а ты не заливаешь?

— Нет, если политика, тогда — конечно! Но лично — за террор. Но бескровный. В чем наша беда? Пьет народ и политикой не интересуется, большевики его дальше спаивают. Нужно взрывать винно-водочные склады! Тогда народ перестанет пить, начнет думать — тут и до революции недалеко.

Все готово. Ждем сигнала.

Он пришел: в последний день перед запланированным налетом Евгеньича перевели в другую психбольницу.

* * *

Почти три месяца на квартире, которой формально нет. Долго не протяну — найдут.

Мать согласилась на эмиграцию. Даже здесь все не как у людей: вызов гостевой, из Америки. Выездная виза — израильская, постоянная. В разрешении на выезд написано: «Разрешается выезд в государство Израиль (США)». Никогда о таком государстве не слышал.

Проводы проходили на той же самой квартире. В середине вечера меня проводили к месту встречи у магазина «Океан».

Май месяц, но еще свежо. На углу стоял худощавый человек в джинсах и переминался с ноги на ногу.

Он — диссидент со стажем, первый срок получил за протест против вторжения в Чехословакию в 1968-м. Я вспомнил деревню и радио за стеной.

Мы шли по пустым улицам. Последняя прогулка по Питеру…

У него странная кличка — Валенок. Наверное, за его восторженность.

— Будь уверен, брежневские времена кончатся, и придет ему на смену наш Дубчек-реформатор. Нужно только это время протянуть. Нам необходима множительная техника, без своей печатной базы — не выжить. Запад должен нам помочь. Эмиграция — она сохранила истинную Россию, у нее есть возможности, деньги… Нужно наладить канал для переправки…

Ну вот: Евгеньич пророчит скорый хаос, Валенок — генерального секретаря-реформатора. Откуда у них столько кофейной гущи для бесконечных гаданий и прогнозов на будущее? Зато запросы одинаковые: множительная техника, портативные рации… Только откуда такая уверенность, что все это так просто достать и переправить?

Ветер подул сильнее, мы даже продрогли немного. Ничего, ветер свежий, майский.

* * *

В аэропорту — толпа народа. Странное впечатление, что половина — наших, половина — серых.

Так, наверное, встречаются шпионы разных государств на международной конференции: они знают, что это — мы, мы знаем, что это — они, но притворяемся, что друг с другом незнакомы.

Отец начал снимать проводы. Милиция пленку отобрала. Тогда мать говорит, что, пока пленку не вернут, она не улетит. И толпа друзей скандирует: «Пленку! Пленку!» Личность в сером плаще подбегает к милиционерам и объясняет им что-то. Те сразу скисли и пленку вернули. У серых задание — чтобы нас здесь не было, а стражи порядка из-за какой-то плешей всю малину портят.

Вылет задерживался. Таможенники но привычке начали хамить, и мы с ними чуть не подрались. Опять серые прибежали, говорят:

— Не задерживайте, пусть летят!

Взлет. Вот и все?

Эмиграция — это когда тебе разрешают попользоваться чужой свободой и благополучием, а взамен отбирают все остальное.

* * *

Евгеньич недолго сидел. Однажды утром забирают его и везут в тюрьму. Туда пришел парикмахер и попытался из его коротко остриженных волос сделать подобие прически. Потом костюмчик выдали, не шикарный, но приличный. Фотограф пришел, щелкнул камерой несколько раз. Евгеньич пытается разузнать — зачем все это? Молчат.

Догадался, когда в сопровождении двух серых его повезли в аэропорт. В самолете он вырвался и на ломаном английском попросил других пассажиров вызвать полицию. Говорит:

— Не хочу уезжать из России!

На венском аэродроме к самолету подошел удивленный австрийский полицейский:

— Нормальные люда бегут оттуда кто как может, а этот — упирается и просится назад!

Серые выволокли своего подопечного на летное поле и бросили. Один из них достал из кармана выездную визу с фотографией Евгеньича (вот зачем фотографа вызывали!) и отдал ее полицейскому:

— Этот человек живет теперь здесь!

Серые скрылись в самолете. Евгеньич остался. Когда мы встретились, я у него спрашиваю:

— Помнишь наш спор о том, сколько все это продлится? Гони рубль!

Оп засмеялся и достал припрятанную пятерку:

— Думал, в тюрьме пригодится. Возьми — на пять споров вперед!

— Распишись, а то мне не поверят, что ты проспорил!

Я потом долго хранил эту синюю бумажку с расплывшейся чернильной подписью Евгеньича. Она потерялась во время одного из переездов — не то в Париже, не то в Лондоне.

Среди многочисленных наказов и просьб Евгеньича и Валенка был один особенный: никаких контактов с той самой русской эмигрантской организацией. Про нее ходит много страшных слухов и легат. Может быть, потому, что она практически — единственная.

Как раз этот наказ я и нарушил.

Венское кафе. Мы сидели втроем за выставленным на улицу столиком. Я, Евгеньич и седой связной в черной рубашке. Из той самой организации. Он родился в Китае, в казачьей семье, но язык не забыл. Встретишь его на улице Питера и не подумаешь, что паспорт у него — австралийский.

Связной достал из сумки две портативные рации. С множительной техникой — сложнее, нужно подумать.

Евгеньич начал играть в «топкую дипломатию» — ходил вокруг да около, а смысл сводился тому, что «я и сам все организую — и каналы для переправки, и связи на высшем уровне, и множительную технику. Связь с вашей организацией мне ни к чему!» Независимый и самостоятельный. Связной долго намекал на то, что дело — общее, люди в стране помощи ждут и так далее. Пока ему не надоело.