В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке. - [163]

Летом 1993 года в сезоне парковых выступлений МЕТ Джиордани выступил впервые, как солист театра в опере «Любовный напиток» Доницетти. Его выступление сразу привлекло к себе внимание публики и критиков, а его настоящий дебют на сцене МЕТ состоялся в декабре 1995 года в опере «Богема» в его, пожалуй, лучшей роли Рудольфа вместе с Хей-Киунг Хонг. Мне довелось играть тот спектакль и помнится, что успех двух молодых артистов был тогда огромным и дебют Марчелло Джиордани ясно говорил о его несомненной большой карьере солиста МЕТ в последующие годы. Позднее он пел много сезонов в самом разнообразном итальянском репертуаре. К 2008 году он спел только на сцене МЕТ свыше 170 спектаклей! Он часто заменял Паваротти в мои последние годы работы в МЕТ. Помнится, как без труда он брал многократные верхние теноровые «до» в опере Доницетти «Дочь полка».

Марчелло Джиордани запомнился одним из самых музыкальных, тёплых и обаятельных молодых певцов Италии после великой плеяды Бергонци, Доминго, Паваротти, Каррераса, Крауса.

Перебирая в памяти драгоценные воспоминания о замечательных певцах на сцене Метрополитен-опера, невольно вспоминаются слова Э. Хэмингуэя – «Праздник, который всегда с тобой».

17. Джеймс Левайн – музыкальный директор и главный дирижёр Метрополитен-опера

Ещё живя в Москве, мне как-то попалась статья в журнале «Америка» о молодом талантливом американском дирижёре Джеймсе Левайне, который в середине 70-х годов стал самым молодым главным дирижёром и художественным руководителем лучшей оперной компании США – Метрополитен-опера. Статья была переводом на русский и, естественно, перепечаткой из какого-то популярного американского журнала. Правда она не давала почти никаких биографических данных о молодом дирижёре.

Когда я пришёл в МЕТ в марте 1980-го года Левайну было 37 лет, а когда я закончил там свою работу – ему исполнилось 60. Естественно, что за почти четверть века всё претерпевает огромные изменения – сама жизнь, люди, взгляды общества на мораль, политику, искусство. Лишь одно никогда не меняется – время. Оно неуклонно воздействует на всех без исключения людей или, как часто говорят – «биологические часы идут для нас всех» — как самых знаменитых, так и для всего остального рода человеческого. Вполне понятно, что человек, стоящий во главе такого театра, порой сам становится объектом невольного исследования своего психологического и физического состояния со стороны многочисленных коллег – оркестра, хора, солистов, балета и т. д. В 1980 году, Джеймс Левайн был тем, что называется в Америке «nice» – милым, обаятельным, тактичным. Нельзя сказать, что свои лучшие качества он с годами утерял или они как-то поблекли, но он стал к концу 90-х терять чувство меры времени для «разговорного жанра» – увы, распространённая дирижёрская болезнь! Выше уже отмечалось, что внимание людей во время репетиций имеет ограниченные пределы для концентрации, после чего происходит её естественное «отключение». Если в мои ранние годы работы в МЕТ – 1980-е – он говорил или старался объяснять очень мало, то через десять-двенадцать лет начался этот самый процесс злоупотребления «разговорным жанром». Было ли это связано с возможно уже тогда начавшимся заболеванием – сказать трудно, но по времени это всё же как-то совпало с первыми, переживаемыми дирижёром проблемами со здоровьем.

Нагрузка, которую он нёс была неимоверной. Я помню один день, субботу в середине 80-х, когда мы играли «Парцифаль» Вагнера с 12 до 5 вечера, а с 8-и до 12 – второй спектакль – «Кармен» Визе. Обе оперы дирижировал Левайн. Разумеется, за такие переработки платили довольно много денег всем – оркестру, хору, обслуживающему персоналу, но как мог выдержать за пультом 9 часов сам дирижёр – было выше моего понимания. Да и не только моего. Практически в течение всего сезона Левайн действительно жил в театре, находясь там с самого утра до позднего вечера: после утренних репетиций с оркестром работал затем днём с певцами, занимаясь индивидуально с молодыми вокалистами, тщательно шлифуя партии их репертуара (сам аккомпанировал им на рояле), затем дирижировал текущими спевками к новым постановкам. Так проходил день, а вечером, как правило, он дирижировал своим спектаклем. Его поразительная работоспособность и любовь к самому процессу работы, неистощимое и доброжелательное терпение в его индивидуальных занятиях с певцами, репетиции с хором и сценой под рояль – то есть ещё в процессе создания спектакля на начальных этапах работы – всё требовало его присутствия, и оно всегда было самым активным и творчески плодотворным.

Кроме того, каждый год, со второй половины декабря он уезжал в Мюнхен, где начинал свой сезон с симфоническим оркестром, которым до него руководил всемирно известный музыкант и педагог Серджио Челибидаке. Возвращался Левайн в Нью-Йорк где-то в середине февраля – начале марта и начиналась заключительная часть сезона – новые постановки под его руководством. После сезона в те годы мы записывали с ним на компакт диски всю тетралогию Вагнера, оперы Верди, сочинения Альбана Берга, Шёнберга, Малера, Симфонии Бетховена, «Дон Кихот» Рихарда Штрауса – всего не перечесть. Затем с конца 80-х начинались заграничные гастроли – туры в Европу, Японию. С начала 90-х Левайн начал также серию абонементных симфонических концертов в Карнеги Холл со всемирно известными солистами – певцами: Маргарет Прайс, Рене Флеминг, Лучано Паваротти, Пласидо Доминго, пианистами Альфредом Бренделем, Евгением Кисиным, скрипачами Вадимом Репиным, Максимом Венгеровым и другими знаменитостями.