В большом чуждом мире - [38]

Шрифт
Интервал

Так он стал преступником, но, бог свидетель, никогда прежде не помышлял об убийстве. У него было доброе сердце, он хотел жить в мире со всеми. Однако в жизни у каждого человека бывает злая полоса, и некоторые переходят ее, как переходят вброд реку. Все зависит от брода, то есть от судьбы. Дикарь скрывался, а хуже этого и не бывает. Многие, узнав, что он убийца, искали с ним ссоры, чтобы себя показать. Он все больше привыкал к злу, ни в ком не встречая защиты и помощи. Когда же люди перестали искать с ним ссоры из-за пустяков, с него потребовали по старым счетам, и он совсем запутался…

Поскольку дон Теодоро не спрашивал ни о чем особенном, Дикарь опять подумал, что умолчание не ложь, и в заключение сказал: «Вы уж меня пожалейте. Сами видите, все из-за матери. Осмелюсь спросить вас, хозяин, как бы вы поступили?» Дон Теодоро задумался: «Не знаю, не знаю, как бы я поступил…» Теперь настал его черед, а он умел говорить с людьми. Сдвинув набок сомбреро из пальмовых листьев, он озабоченно почесал макушку и сказал и добродушно, и все ж с досадой: «Черт тебя подери, парень! Поставил ты меня в трудное положение… По семейной традиции, всякий входящий в этот дом — нам гость. А у Элены еще и доброе сердце. Помощь мы тебе уже оказали, теперь я должен был бы тебя отослать и совесть моя осталась бы спокойной… но тут дело сложней — ты просишь у меня покровительства… С одной стороны, люди скажут, что я укрываю преступника, но с другой — я себе говорю: если прогнать его, он и дальше будет катиться вниз, а кто знает, может, он был бы способен исправиться. Вот я и мучаюсь…» Дикарь перебил его: «Своей матерью, которая умерла с горя, клянусь вам, что не подведу вас». Дон Теодоро подумал еще немного и снова, поправив сомбреро, сказал: «Надеюсь. С этого дня ты у меня на службе. Элена даст тебе костюм с жилетом и пончо. Хорошо если для начала ты выбросишь эти черные тряпки…» Дикарь по-поблагодарил его, и дон Теодоро ушел, распорядившись напоследок: «Завтра едем в Туко. Благодарить меня нужно не словами, а делами». Туко — это завод в долине Кондебамбы, где из сахарного тростника варили паточный сахар. Отправились, стало быть, туда. Когда проезжали через Ла-Пампу, городок очень многолюдный, народ сходился, приветствуя дона Теодоро, а он отвечал, гарцуя на своем арабском скакуне: «До встречи, друзья», «До встречи, кум!». Приятно было сопровождать человека, столь ловкого в седле и столь уважаемого всеми.

Когда Дикарь расспрашивал о нем в Туко, рабочие отвечали: «Рука у него твердая, но он всегда поступает по правде», — и все любили его, потому что для бедняка главное — справедливость, хотя бы и суровая. Скоро Дикарь заметил, что дон Теодоро распоряжается не только в Туко. Его слушаются в городе и во всей провинции. Кто мог поспорить с ним? Он был молод и влиятелен, прочно держал все в руках. Дикарь гордился своим хозяином и, подобно многим, готов был ради пего на смерть. Когда кто-нибудь из властей в Кахабамбе — супрефект или судья — совершал несправедливость, народ шел просить у дона Теодора защиты, и он брал злоупотребившего властью человека, сажал па осла и под музыку вывозил за город. Изгнанный уже не возвращался. Дон Теодоро объяснял: «Если мы пожалуемся в столицу, па нас не обратят внимания. В Лиме плюют па провинцию и посылают нам бог знает кого. Значит, и нам остается наплевать на них». Проходили годы, Дикарь вел себя примерно, и дон Теодоро оказывал ему покровительство. Никто не осмелился бы арестовать его в Туко или в доме хозяина. Но все на свете рано пли поздно становится известным, и, вызвав его однажды, дон Теодоро сказал: «Узнал я о некоторых твоих прежних подвигах. Рассказывая мне свою жизнь, ты осмотрительно скрыл их. Надо бы тебя выгнать. Но я знаю: ты не обманывал меня и при первой возможности действительно хотел исправиться… В общем, я тебя прощаю». — «Так оно и есть, хозяин, именно в этом все дело», — взволнованно сказал Дикарь. Проходили годы… Дикарь привязался к дону Теодоро, и немало случилось с ними за это время. Однажды в феврале река Копдебамба разлилась на пол-лиги, а там, где был брод, — на лигу и более. Переходить брод хозяин умел, но Дикарь переходил еще лучше, особенно почыо. Дело было в субботу, в канун имении сеньоры Элены. Дон Теодоро завозился с делами, потому что подошел двухнедельный расчет и надо было оплатить счета и выдать деньги пеонам. Когда он все закончил, уже стемнело, и неверная лупа, похожая на желтый ломтик апельсина, силилась осветить землю, выплывая из-за туч, тяжко нависавших в зимнем небе. «Пошли, Дикарь, — сказал хозяин, — посмотрим, какие мы мужчины». — «Пошли, хозяин», — отвечал Дикарь. Оседлали лучших коней. По дороге к реке, которая была в двух лигах, дон Теодоро радовался: «В такую погоду Элена ждет меня лишь завтра. А мы ее удивим — явимся к именинам». Чтобы не поддаваться унынию, Дикарь согласился, однако про себя подумал, что они еще не подъехали к реке, а уже то и дело попадают в глубокую воду. Добравшись до реки, они обнаружили, что подмытый стремниной берег стал глубоким обрывом. Тогда в поисках брода они поехали вверх по течению. Но брода не было, и везде казалось очень глубоко. Наконец берег стал пологим, и они вошли в воду. Более опытный Дикарь двигался впереди. Копыта тонули в иле, дно уходило. Вдруг они попали в большую промоину, и лошади по грудь опустились в бурлящую воду. «А здесь глубоко, Дикарь!» — «Глубоко, хозяин!» Однако о возвращении не было сказано ни слова. Рассекая грудью стремительный поток, кони шли вперед, потому что если в глубокой воде повернуть лошадь, она может поскользнуться, и ее легко унесет. Нет ничего хуже, чем слабый, пугливый конь, рано или поздно его непременно собьет. Черная, журчащая вода то зыбилась, то успокаивалась. Путник, склонный к головокружениям, должен смотреть в небо или вдаль, пока другой, более опытный, ведет в поводу его лошадь. Иначе все поплывет у него перед глазами, начнется рвота и он свалится с седла на середине реки. Наши путники были люди крепкие, они смело смотрели на воду, на ее яростный поток.


Еще от автора Сиро Алегрия
Золотая змея. Голодные собаки

Романы Сиро Алегрии приобрели популярность не только в силу их значительных литературных достоинств. В «Золотой змее» и особенно в «Голодных собаках» предельно четкое выражение получили тенденции индихенизма, идейного течения, зародившегося в Латинской Америке в конце XIX века. Слово «инди́хена» (буквально: туземец) носило уничижительный оттенок, хотя почти во всех странах Латинской Америки эти «туземцы» составляли значительную, а порой и подавляющую часть населения. Писатели, которые отстаивали права коренных обитателей Нового Света на земли их предков и боролись за возрождение самобытных и древних культур Южной Америки, именно поэтому окрестили себя индихенистами.


Рекомендуем почитать
Жизнь на Миссисипи

Перевод Р. Райт-Ковалевой.


Присяжный

Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.


Телеграмма

Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.


Редкий ковер

Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.


Виктория Павловна. Дочь Виктории Павловны

„А. В. Амфитеатров ярко талантлив, много на своем веку видел и между прочими достоинствами обладает одним превосходным и редким, как белый ворон среди черных, достоинством— великолепным русским языком, богатым, сочным, своеобычным, но в то же время без выверток и щегольства… Это настоящий писатель, отмеченный при рождении поцелуем Аполлона в уста". „Русское Слово" 20. XI. 1910. А. А. ИЗМАЙЛОВ. «Он и романист, и публицист, и историк, и драматург, и лингвист, и этнограф, и историк искусства и литературы, нашей и мировой, — он энциклопедист-писатель, он русский писатель широкого размаха, большой писатель, неуёмный русский талант — характер, тратящийся порой без меры». И.С.ШМЕЛЁВ От составителя Произведения "Виктория Павловна" и "Дочь Виктории Павловны" упоминаются во всех библиографиях и биографиях А.В.Амфитеатрова, но после 1917 г.


Том 6. Приключения Гекльберри Финна. Янки из Коннектикута при дворе короля Артура

В шестом томе собрания сочинений Марка Твена из 12 томов 1959-1961 г.г. представлены романы  «Приключения Гекльберри Финна» и «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура». Роман «Приключения Гекльберри Финна» был опубликован в 1884 году. Гекльберри Финн, сбежавший от жестокого отца, вместе с беглым негром Джимом отправляются на плоту по реке Миссисипи. Спустя некоторое время к ним присоединяются проходимцы Герцог и Король, которые в итоге продают Джима в рабство. Гек и присоединившийся к нему Том Сойер организуют освобождение узника.


Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Спор об унтере Грише

Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…


Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.


Господин Фицек

В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.