В больнице «Журден» - [5]

Шрифт
Интервал

- Мсье Ихара, у вас есть японские журналы?

- Здесь?

- Да.

Я вспомнил об иллюстрированном журнале со снимками разрушенной Хиросимы.

- Нет, здесь нет, а надо было захватить, - солгал я.

За неделю до рождества, в четверг, меня впервые пришел проведать Сугано. Я спустился вниз. В зале для посетителей толпились небритые больные в халатах и их родственники. Больные торопливо разворачивали пакеты со снедью. Сугано сидел в углу на диване и разговаривал с молодым французом. Он то и дело пожимал плечами и энергично жестикулировал.

- Ну, как твои дела? - спросил я.

Лицо Сугано приняло неприязненное выражение.

- Я сейчас в очень тяжелом положении. Если ты... не вернешь мне долг, мне не на что будет купить нужные книги.

Покусывая губы, Сугано стал укорять меня. О, он так надеялся, что я быстро верну ему этот долг, но вот прошло уже сколько времени, а...

Опустив глаза, я смотрел, как от американской сигареты, зажатой в тонких пальцах Сугано, подымается тонкая струйка дыма. «Надейся, надейся...» - подумал я, кивая головой, но Сугано уже отвернулся и продолжал разговор с молодым французом.

- Да, японцы знают подоплеку оккупационной политики Америки. В этом отношении у японской, да, впрочем, и у французской молодежи одни и те же заботы. Мы, японцы...

Вдруг я представил Сугано без этих фланелевых брюк, а в тех желто-зеленых полосатых трусах. Он стоит передо мной и требует денег. Я не мог удержаться от смеха. Сугано обернулся и окинул меня презрительным взглядом, словно я чем-то позорил представляемую им японскую молодежь.

- Америка не знает Японии. Они навязали нам американскую демократию и перевооружение. Конечно, мы будем протестовать. Мы, японцы...

Пепел от американской сигареты, зажатой в пальцах Сугано, упал на ковер. С каждым его энергичным жестом на ковер падал новый комочек пепла. От дыма я закашлялся. Сугано не заметил, как маленькая капля мокроты попала ему на брюки. Капелька пристала, как улитка. Я хотел было сказать ему об этом, но почему-то промолчал, хотя последний анализ подтвердил, что у меня открытая форма болезни, и в этой капле, несомненно, были бациллы туберкулеза. Я знал об этом, но счел излишним извиниться перед Сугано. «Не все ли равно», - подумал я.

Прозвенел звонок. Я, не поднимая глаз, протянул Сугано руку.

- Спасибо, что навестил. Деньги пришлю до конца года; не беспокойся.

- Да, - Сугано облегченно вздохнул, - пришли, пожалуйста. Мне тоже приходится туго...

Все я ненавидел в этом человеке сейчас. И его сдвинутый на ухо берет, и его ярко-красный шарф...

Вечерело. Больные расходились по палатам. Поднимаясь к себе на третий этаж, я взглянул через окно на сумрачное небо, на заснеженный город. «Мы, японская молодежь... Подлинная суть американской оккупационной политики...» Я вспомнил: нечто похожее я читал в одном модном японском журнале. Сугано превосходно знал, что такие заявления были по душе многим молодым французам, еще бы, ведь столь пышные заявления всего лучше прикрывали прошлые преступления Японии. Откуда-то из темного угла во дворе на меня глянули печальные глаза лионского инвалида. «Мир наступил, но замученные в пытках не оживут». Я раскрыл окно и выплюнул кусочек мокроты, такой же маленький, какой попал на брюки Сугано. Ну и пусть! Это будет напоминать ему о смерти. Какая-то непонятная злоба кипела во мне.

Но и я тоже хорош! Жоржа морочу джиу-джитсу, а девушку с веснушками - цветными открытками. И почему я должен ненавидеть Сугано, желать ему зла? И все же мне с ним не хотелось больше встречаться.

На доске объявлений вывесили распорядок проведения рождественских дней. В больницу приедет общая любимица Жюльетта Греко. Все толпились перед доской и, разглядывая фотографию певицы, заранее предвкушали удовольствие от ее посещения.

В библиотеке поставили елку, украшенную золотыми и серебряными звездочками, и соорудили временный алтарь для праздничной мессы. Легкобольным разрешили провести два дня дома, и у дверей лаборатории все время стояла большая группа больных с баночками в руках.

У Жоржа анализ обнаружил жизнедействующие бациллы, правда, в незначительном количестве, но все же домой его не пустили.

- Дерьмо, а не врач! - гаркнул он и швырнул о стену эротический журнал.

Старик вернулся от врача с необычайно посветлевшим лицом.

- Жорж, у меня, кажется, не нашли палочек. Я, наверное, на рождество попаду домой.

- Что?

- Получил разрешение. Вот, смотри!

Старик вытащил из кармана пижамы тщательно сложенный листок. Я знал, что у старика тяжелое состояние и контрольный анализ не мог показать радужных результатов, ведь всего две недели назад анализ был скверный. «Скорее всего, врач...» - догадался я и невольно отвел от старика глаза.

- Что за чушь! У меня есть, а у тебя нет! - воскликнул Жорж. - Ты, папаша, того... Веришь, что у тебя ничего нет? Как бы не так! Просто доктор знает, что тебе все равно уже не поможешь, вот он и разрешил...

- Жорж! - остановил я его.

Но в глазах старика уже стояли слезы. Обхватив голову руками, он молча лег на постель и уткнулся лицом в подушку.

- Нет, этого не может быть. Ты врешь, Жорж! Не может этого быть. Мои каверны зарубцевались, они не больше горошин. Через полгода меня выпишут...


Еще от автора Сюсаку Эндо
Женщина, которую я бросил

Современный японский писатель Сюсаку Эндо уже знаком советскому читателю своими повестями «Море и яд», «Брак», а также великолепным рассказом «В больнице Журден», который был опубликован в сборнике «Японская новелла».Родился Сюсаку Эндо в 1923 году, печататься стал вскоре после второй мировой войны и сразу обратил на себя внимание. В 1958 году его рассказ «Белый человек», в котором разоблачались расовые предрассудки, был удостоен одной из высших литературных премий Японии — премии Акутагава.За два десятилетия Сюсаку Эндо написал много рассказов, повестей, романов, и все они направлены против насилия и зла, против войны, против уродливых проявлений буржуазной действительности.


Самурай

Знаменитый исторический роман современного классика японской литературы. Действие происходит в начале XVII в., вскоре после установления в Японии сёгуната. Группа самураев и католических миссионеров путешествует с ответственной миссией из Японии в Мексику, затем в Мадрид и Ватикан. Приключения героев служат увлекательным фоном для их глубокой нравственной эволюции, движимой конфликтом синтоистского, буддистского и христианского мировоззрений.


Молчание

Роман «Молчание» имеет сегодня мировую известность. Уже два десятилетия его читают в переводах на английский, французский, испанский, норвежский, польский и другие языки. Автор романа Сюсаку Эндо - лауреат многих литературных премий Японии - пользуется репутацией одного из самых блестящих прозаиков современности. Его называют «японским Грэмом Грином».Роман «Молчание» основан на реальных событиях середины XVII века, когда японские власти, искореняя новую религию, обрушили жесточайшие гонения на христиан.


Море и яд

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Уважаемый господин дурак

Эндо С. Уважаемый господин дурак: Роман.(Shusaku ENDO "OBAKA-SAN" 1959)Перевод с японского — Феликса Тумаховича.М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 319[1] с. — (Коллекция XX+I).Классик японской литературы XX века Сюсаку Эндо (1923-1996) известен российскому читателю прежде всего своими романами «Самурай» и «Молчание». «Уважаемый господин дурак» (1959) — одна из главных книг писателя, где в острой и комической истории о приключениях потомка Наполеона в Токио воедино сплавлены христианские взгляды автора, японская экзотика и сказка для взрослых.


Скандал

Сюсаку Эндо, которого критики нарекли «японским Грэмом Грином», а сам Грэм Грин назвал одним из лучших писателей XX века, – выдающийся романист и драматург, классик японской литературы. Его дебютная книга «Белый человек» удостоилась премии Акутагавы; вслед за ней роман «Море и яд» принес писателю широкую известность и был экранизирован (приз «Серебряный медведь» на Берлинском кинофестивале), «Самурай» и «Молчание» стали мировыми бестселлерамиВ романе «Скандал» Эндо мастерски обнажает самые темные и непостижимые стороны человеческой души.


Рекомендуем почитать
Беги и помни

Весной 2017-го Дмитрий Волошин пробежал 230 км в пустыне Сахара в ходе экстремального марафона Marathon Des Sables. Впечатления от подготовки, пустыни и атмосферы соревнования, он перенес на бумагу. Как оказалось, пустыня – прекрасный способ переосмыслить накопленный жизненный опыт. В этой книге вы узнаете, как пробежать 230 км в пустыне Сахара, чем можно рассмешить бедуинов, какой вкус у последнего глотка воды, могут ли носки стоять, почему нельзя есть жуков и какими стежками лучше зашивать мозоль.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.