В блаженном угаре - [63]
— Надеюсь, Рут вела себя прилично. Молоденькие женщины лю-ю-юбят иногда поиздеваться, уж я-то знаю, хи-хи-хи.
Она энергично постукивает и одновременно поглаживает мое колено и тут же обнаруживает, что оно — голое, а выше — подол юбки.
— А-ахх! — Быстрый взгляд вниз и вбок, короткое смущение. — Надо же, ваша кофточка очень похожа на мой топик.
— Это он и есть.
И еще одно мелодичное «А-АXX!!». Не реагирую, мне главное разобраться, куда я еду, машина упруго подскакивает на камнях.
— Гммм… А знаете, мне страшно жаль нашу бедную девочку, я долго обо всем этом думала и решила: ничего там нет, совсем не из-за чего так себя изводить. Пустое все это. Хотя и — ЗАУМНОЕ. — Ее нежно-розовые щечки вдруг вспыхивают, к чему бы это…
Бум-бум. Это из багажника — слабое постукиванье. Бум. Я включаю радио.
— Правильно. Обожаю музыку, особенно… кхм… под настроенье. Так о чем я говорила… Ах да: ничего в этом нет! Конечно, если только об этом и думать, то можно совсем чокнуться. Я видела, как это бывает. Когда Робби уволили. Он целыми днями крутил кассеты, видик был включен с утра до ночи. И однажды я не выдержала и сказала: «Робби! Давай решай, или ты будешь жить нормально, будешь…» — Она вдруг осеклась.
— Будешь что?
Но Ивонна молчит.
— Так что он будет, а, Ивонна?
Ее настороженное молчание меня бесит. Она же прислушивается… и сейчас услышит, как Рут колотит по багажнику.
Я трогаю ногу Ивонны… и тут она как завопит:
— Остановите! ОСТАНОВИТЕ МАШИНУ!! О БОЖЕ! О-ГОСПОДИ-ТЫ-БОЖЕ-МОЙ! Я знаю, где она, эта маленькая дурочка! Это же очень опасно. РУ-У-У-УТ!
Резко торможу, и нас вжимает в сиденье. Какая же я скотина! Не сообразил, что крышка раскалится на солнце. Господи Иисусе! Накатывает внезапный страх, и вот я уже ледяными негнущимися пальцами пытаюсь открыть багажник. Бум. Бу-у-уммм! Ивонна верещит над моим ухом:
— Рут, Рути, это Ивонна, ты можешь верить в кого угодно и кому угодно, но нельзя же так!! Ты ведь могла погибнуть, глупышка, маленькая ты моя дурочка!
Я упираюсь коленом в бампер, чтобы сладить с проклятой крышкой. Как она там? Как?
Она там — ужасно. Вся засыпана красной пылью, из носа струей бежит кровь. Ивонна, тоненько взвизгнув, помогает Рут выбраться.
— А-ахх, ох, ммм, — тихо стонет Рут, еле держась на ногах и жадно хватая ртом воздух.
— Все хорошо, Рут, все хорошо, — силюсь бодренько произнести я, как будто я тут вообще ни при чем. Но из горла моего исторгается лишь свистящий шепот, голос пропал, совсем…
— Все хорошо, — вторит мне Ивонна, — мы сейчас тебе поможем.
Я протягиваю Рут руку, но она отшатывается:
— Нет! — и прячется за спину Ивонны, вцепившись в ее блузку.
— Ну что ты, что ты, детка, — Ивонна нежно ее обнимает, — не бойся, тебя никто не обидит.
Рут не слушает, похоже, ее мутит. Она выскальзывает из рук Ивонны, бредет, еле волоча ноги, прочь. Я кидаюсь вслед, но недостаточно быстро — прихрамываю, я же без ботинок. Запрыгиваю в машину и трогаю. Ивонна кидается наперерез и кричит:
— Подождите, подождите!
— Не могу, я должен ее догнать.
Рут ковыляет впереди, спотыкаясь, поскальзываясь о каменистую неровную землю, я почти уже настиг ее…
— Я люблю тебя, люблю, люблю… Не упрямься, сядь в машину.
Она оборачивается, и качает головой, и хохочет, громко, отрешенно, похоже, она уже ничего не боится, ни боли, ни усталости, ни меня, ей все равно.
— Ладно, молчу! Хотя бы позволь о тебе позаботиться! Давай уедем в Индию, я готов, я так перед тобой виноват!
Я притормаживаю, перегородив ей путь. И смеха вмиг как не бывало, в глазах заполыхала ярость, Рут молча разворачивается и начинает карабкаться на холмик с валунами. Туда мне не проехать. Я выскакиваю из машины, даже не заглушив мотор, и она продолжает, пыхтя, медленно двигаться дальше… в самый раз для Ивонны, сумеет догнать. Склон оказался крутым, мы карабкаемся по теневой стороне к плоской, ровно срезанной вершине. Из-под ног Рут срываются камни и падают на меня. Каждый мой нерв, каждый мускул уже на пределе, в желудке — спазмы. Я на последнем издыхании пробираюсь сквозь пыль и валуны, давясь, выкашливаю эту пыль, утирая рот тыльной стороной ладони. Я еще могу ее вернуть, я знаю, что могу, это моя профессия, мое призвание, наконец, талант… И то, что происходит, — тоже в некотором роде издержки профессии. Она должна видеть, что ради нее я готов пройти даже по битому стеклу.
— О боже, Рут, прошу, остановись, ну что мне сделать? РУТ, РУТ!! Послушай, Рут, посмотри на меня… Я лижу землю, смотри, хочешь, я вообще съем ее, только прости! УМОЛЯЮ! Тебе нужен Баба? Поедем к Баба. Я отвезу тебя, и он нам поможет.
Она уже наверху, на плато, смотрит, как я карабкаюсь. Она стоит против света, солнечные лучи, словно нимб, сияют над ее головой, а лица не видно, оно почти черное.
— Пи Джей, у тебя все коленки в крови.
Я пытаюсь весело усмехнуться, смотрю вниз — действительно, в крови, особенно правая.
— Рут, ты поможешь мне? Да? Ты ведь поможешь мне, Рут?
