В битвах под водой - [27]

— Поэту не воевать, дай бог ему здоровья, — буркнул кто-то, вызвав этим общий смех.

— Главстаршина Нина Тесленок сегодня наша гостья. Будем же гостеприимны! заключил я, вглядываясь в лица моряков.

Мы пригласили Нину пообедать с нами, и когда после обеда прощались с нею, многим, вероятно, не очень хотелось, чтобы она уходила с корабля. Во всяком случае своей непосредственностью, острым умом и веселым нравом Нина сумела оставить о себе хороший след в сердцах моряков.

А когда спустились вечерние сумерки и из-за старых чинар, перекрывавших узкую протоку, на лодках стало совсем темно, «Малютка» бесшумно отдала швартовы и развернулась носом к выходу в море. Вскоре темнота поглотила провожавших нас начальников, товарищей и друзей. Подводная лодка двигалась по протоке при полном затемнении.

Но вот и чинары оказались позади, и «Малютка» закачалась на волнах открытого моря. Теперь о близости берега свидетельствовал только вой шакалов, которые в ту ночь особенно усердствовали по обоим берегам протоки.

На море был полный штиль. Яркие южные звезды щедро усыпали темное небо. Ничто уже не нарушало тишину, кроме легкого шороха волн и мерного постукивания судовых двигателей.

— Ну как, товарищ Фомагин, хороший вечерок?

— Так точно, товарищ командир! — ответил матрос, не отрываясь, как это положено сигнальщику, от ночного бинокля.

— У вас в Бизяевке такие бывают?

Иван Фомагин был влюблен в свою Бизяевку, деревню близ Казани, на Волге, и по его рассказам получалось, что лучше Бизяевки на земле места нет.

— Нет, товарищ командир. Там, конечно, не такие, но… не хуже… Товарищ командир, — переменив вдруг тему разговора, сказал сигнальщик, — Поедайло… и некоторые с ним тоже соглашаются… Плохое у них настроение…

— Почему?

— Говорят: тринадцатого вышли… девушка была перед выходом, буйволов в воде не было под вечер… Плохие, мол, приметы.

— Кто это говорит? — спокойно спросил я.

— Поедайло. Остальные вслух не говорят, но… тоже так думают…

— А буйволы при чем здесь?

— В этих местах буйволы всегда в воде находятся, а перед нашим выходом они все ушли. Поедайло и болтает, что это плохая примета.

— Поедайло в этих местах впервые, откуда же он взял такую примету? Не иначе, как сам придумал. Буйволы ушли, потому что к вечеру похолодало.

— И комсорг так говорит, но… Поедайло упорно твердит: а девушка, а тринадцатое число?..

— А у меня свои приметы, товарищ Фомагин, причем мои приметы проверены в бою.

— Какие же это? — заинтересовался Фомагин.

— Вот придем на позицию, утопим фашиста, повернем курсом на базу, тогда и раскрою… А сейчас скажу только, что мои приметы благоприятствуют нашему успешному походу.

Я знал, что от Фомагина весь экипаж узнает о том, что у командира лодки есть какие-то свои особые приметы. Так оно и получилось. Не прошло и двух часов, как на мостик поднялся Каркоцкий.

— Товарищ вахтенный офицер, разрешите выйти покурить! — громко произнес он, высунув голову из люка.

— Добро!

Каркоцкий вышел из рубки с зажженной папиросой и, прикрывая ее рукавом, начал жадно курить.

— Вы очень много курите, старшина, — заметил я, — это вредно.

— Вот одержим победу, брошу курить, совсем брошу, товарищ командир. А пока не могу.

— Я запомню, смотрите!

— Да и ждать-то ведь недолго. Все говорят, что, судя по каким-то вашим приметам, победа не за горами…

— Правильно, — уверенно ответил я, — если встретим врага, утопим обязательно. А вы разве не верите в это?

— Если встретим, я думаю, утопим.

— Значит, и вы верите?

— Получается…

— Надо же как-то бороться с этими нытиками, черт бы их побрал.

— Да нытик-то всего один, товарищ командир. Это Поедайло. Он мутит воду. Комсомольцы наши только им и занимаются. Не одно, так другое выдумает. Разъяснять ему что-либо бесполезно. Он считает себя умнее всех.

— Только отсталые, невежественные люди всегда уверены в своей непогрешимости. Таких надо воспитывать всеми средствами и способами.

— На них действуют лишь наглядные уроки. Грубо говоря, мордой об стол и… все.

На третий день похода «Малютка» заняла боевую позицию у вражеского побережья.

Стояла тихая, безветренная погода. Море снова было спокойное. А это не позволяло пользоваться перископом: сверху виден был след от него.

Оставив вахтенного офицера у перископа, я решил пройтись по отсекам, поговорить с людьми.

В жилых отсеках свободные от вахты подводники были заняты чтением. Пожалуй, нигде так много и охотно не читают, как на подводных лодках, особенно, когда лодка находится в подводном положении.

— Товарищ командир, разрешите обратиться! — встретил меня в электромоторном отсеке старшина Леонид Гудзь.

Видно было, что он чем-то обеспокоен.

— Пожалуйста, — ответил я, обратив внимание на то, что матросы почему-то избегают встречаться со мною взглядами.

— Комиссар дивизиона говорил, что каждый из нас должен все время расти. Правильно?

— Правильно.

— А вот матрос Тельный думает иначе…

— Смотря как расти, — перебил я Гудзя, — если физически, так ему, пожалуй, это уже не надо.

— Нет, физически с него, лентяя, хватит. Здоров, как бугай, — Гудзь метнул свирепый взгляд в сторону смеявшихся матросов, — а учиться не хочет. Сдал зачеты — и на боковую.