В безбрежности - [5]

Что-то забилось, как будто бы тени теней.  

Чахлые сосны растут на отвесной стене,

Шепчут под Солнцем, и зябнут при тусклой Луне.  

Хочется соснам на горную высь посягнуть:

Цепкие корни въедаются в твердую грудь.  

Скупо их кормят бездушные глыбы скалы.

С жадными криками носятся сверху орлы.  

Чахлые сосны без влаги растут и растут.

Чахлые сосны к Лазури дорогу найдут!

ЛЮБОВЬ И ТЕНИ ЛЮБВИ

             Воспоминанье граничит с раскаяньем. 

                          Бальмонт

«В пустыне безбрежного Моря…»

В пустыне безбрежного Моря

Я остров нашел голубой,

Где, арфе невидимой вторя,

И ропщет и плачет прибой.  

Там есть позабытая вилла,

И, точно видение, в ней

Гадает седая Сибилла,

В мерцаньи неверных огней.  

И тот, кто взойдет на ступени,

Пред Вещей преклонится ниц, —

Увидить поблекшие тени

Знакомых исчезнувших лиц.  

И кто, преклоняясь, заметит,

Как тускло змеятся огни,

Тот взглядом сильней их засветит, —

И вспомнит погибшие дни.  

И жадным впиваяся взором

В черты бестелесных теней,

Внимая беззвучным укорам,

Что бури громовой слышней, —  

Он вскрикнет, и кинется страстно

Туда, где былая стезя…

Но тени пройдут безучастно,

И с ними обняться — нельзя.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

В царстве света, в царстве тени, бурных снов и тихой лени,

В царстве счастия земного и небесной красоты,

Я всем сердцем отдавался чарам тайных откровений,

Я рвался душой в пределы недоступной высоты,

Для меня блистало Солнце в дни весенних упоений,

Пели птицы, навевая лучезарные мечты,

И акации густые и душистые сирени

Надо мною наклоняли белоснежные цветы.  

Точно сказочные змеи, бесконечные аллеи

Извивались и сплетались в этой ласковой стране,

Эльфы светлые скликались, и толпой скользили феи,

И водили хороводы при сверкающей Луне,

И с улыбкою богини, с нежным профилем камеи,

Чья-то тень ко мне бесшумно наклонялась в полусне,

И зардевшиеся розы и стыдливые лилеи

Нашу страсть благословляли в полуночной тишине.

НОЧЬ

Скоро на небе Месяц проглянет.

Листья застыли. Время уснуть.

Ночь пронесется. Утро настанет.

Снова забота сдавит нам грудь.  

Птички замолкли. Друг бесприютный,

Птички заснули, — что ж ты не спишь?

Сердцем отдайся грезе минутной.

В Небе глубоком звездная тишь.  

Скоро двурогий Месяц засветит.

Слышишь, как дышит, шепчет сирень?

Сумрак полночный мыслям ответит.

Тьма нас ласкает. Кончился день.  

Что же ты плачешь? Видишь — мы рядом.

Будем друг друга тихо любить.

Что же ты смотришь горестным взглядом?

Или не можешь полдень забыть?  

Все, что смущало, все, чем обманут,

Встало волною, плещется в грудь.

Звезды светить нам дважды не станут.

Ночь убывает. Снов не вернуть.  

Серая чайка плачет над морем.

В Небе свинцовом тусклая мгла.

Ах, не расстаться с тягостным горем!

Где же мы были? Ночь уж прошла.

БАЮШКИ-БАЮ

Спи, моя печальная,

Спи, многострадальная,

Грустная, стыдливая,

Вечно молчаливая

     Я тебе спою

     Баюшки-баю

С радостью свидания

К нам идут страдания,

Лучше  отречение,

Скорбь, самозабвение

     Счастия не жди,

     В сердце не гляди.

В жизни кто оглянется,

Тот во всем обманется,

Лучше безрассудными

Жить мечтами чудными.

     Жизнь проспать свою

     Баюшки-баю

Где-то море пенится,

И оно изменится,

Утомится шумное,

Шумное, безумное.

     Будет под Луной

     Чуть дышать волной

Спи же, спи, печальная,

Спи, многострадальная,

Грустная, стыдливая,

Птичка боязливая.

     Я тебе пою

     Баюшки-баю.

«Не могу я забыть неотступный укор…»

Не могу я забыть неотступный укор,

Что застыл в глубине неподвижных очей,

Они повсюду со мной, этот мертвенный взор,

И в сиянии дня, и в молчаньи ночей.  

Всюду вижу ее, хоть ее уже нет,

С кем когда-то восторг и страданье делил,

Ту, в чьем сердце всегда находил я ответ,

Ту, кого я ласкал, и, лаская, убил.  

Сколько раз я внимал рокотанью морей,

Сколько раз уходил в безмятежие гор,

Но во мраке ночном и в сияньи лучей

Пред собой я встречал укоризненный взор.  

Всюду вижу как сон — запрокинутый труп,

Он молчит, он живет выраженьем лица,

И усмешкой немой исказившихся губ

Он со мной говорит говорит — без конца.

«День за днем ускользает несмело…»

День за днем ускользает несмело,

Ночи стелют свой черный покров

Снова полночь немая приспела,

Слышен бой колокольных часов.  

Гулкий звон разрастается, стонет,

Заунывным призывом звучит,

И в застывшем безмолвии тонет, —

И пустынная полночь молчит.  

Медный говор так долго тянулся,

Что, казалось, не будет конца.

И как будто вдали улыбнулся

Милый очерк родного лица.  

И забылся весь ужас изгнанья,

Засветился родимый очаг…

Но мгновенно настало молчанье,

Неоглядный раскинулся мрак.  

Дверь открылась и, снова замкнулась,

Луч блеснул, и его не видать, —

И бессильно в груди шевельнулось

То, чему не бывать, не бывать.

«Мы шли в золотистом тумане…»

Мы шли в золотистом тумане,

И выйти на свет не могли,

Тонули в немом Океане,

Как тонут во мгле корабли.  

Нам снились видения Рая,

Чужие леса и луга,

И прочь от родимого края

Иные влекли берега.  

Стремясь ускользающим взглядом

К пределам безвестной земли,

Дышали с тобою мы рядом,

Но был я как будто вдали.  

И лгали нам ветры и тучи,

Смеялись извивы волны,

И были так странно певучи