Не то чтобы она уж всегда так бешено торопилась. Но остановиться, дух перевести буквально было некогда. Всё время что-нибудь надо, надо, надо!.. Оглянешься, а уж на улице темным-темно, уж девять часов. Голова сама падает на стол, как мяч баскетбольный.
Родьку она вообще не видит, Лёньку практически только во время обеда их скоростного. Родителей?.. По пути в ванную посидит с ними у телевизора минут десять. А глаза уж не видят, говорить не о чем…
И чувствовала Ольга, что-то здесь не так делается. Но остановиться не могла.
Что же всё-таки не так? Сперва решила: мотаюсь, кручусь — вот из-за этого и в душе червяк. Просто от усталости… Но нет, не в том дело!
Однажды она проснулась под утро. Было ещё совсем темно. До вставания в школу почти полтора часа. Такого с ней вроде и не случалось раньше. Нет, было один раз. В классе, кажется, четвёртом, когда зуб болел. Спала ещё, но уже чуяла, что болит он… Спала — уж и не спала, а вроде как притворялась сама перед собой: страшно было.
И сейчас так же. Ей приснился сон. А может, это уже не сон был. Просто вдруг вспомнилось то, что будто пролетело мимо ушей, но, оказывается, не пролетело, застряло в душе… В памяти!
Лёнька Родьку обижал. Что там было у них, в точности она не знала: сидела, уткнувшись в учебник, и дверь в её комнату была закрыта. Родька орал:
«Ну не лезь! Отдай! Сейчас Оле как скажу! Тогда узнаешь, что она водиться с тобой не будет».
Потом долгое молчание. Потом Лёнька:
«Она и так с нами не водится. Сидит в своей комнате, как сторож… Оля твоя… Да возьми ты свою железку!»
И всё. Родька не плакал. А Лёнька, видно, ушёл к себе, потому что обидно бухнула дверь. Да, бухнула, теперь Ольга точно припомнила.
Когда же это произошло? Вчера, что ли? А может, позавчера?.. Хорошо бы, вчера. Тогда ещё ничего. Тогда ещё можно как ни в чём не бывало с Родькой повозиться, Лёньке спокойным голосом что-нибудь объяснить…
Она лежала, по-утреннему закинув руки за голову, но не по-утреннему нахмурившись. Вдруг подумала: «Хорошо, что ещё хоть обижаются. А вот когда уж обижаться перестанут — значит, конец, рукой на тебя махнули!
Надо, надо, обязательно надо с ними заняться. Стыд какой: двенадцать дней живу для одной себя. И родители тоже небось косятся!..
Да чего они там косятся, ни капельки они не косятся! Разве мама будет коситься! Да мама для меня, для нас всех… Нет! Опять я не то. Не в том дело — косятся или не косятся. Я же сама должна. Кто ж, кроме меня, маме поможет? Родька, что ли?»
Подумав так, она немного успокоилась. Лежала в светлой своей от проснувшегося солнца комнате, глядя в знакомый до последней трещинки потолок… «Я обязательно что-нибудь сделаю!»
Но тут опять тревога беспощадно подступила к ней. Утренняя тревога, самая опасная из всех тревог, потому что если сразу не сумеешь избавиться от неё, то целый день она будет с тобой, куда б ни пошёл ты и что бы ни делал. И даже ночью она останется — сидеть у твоей кровати чёрной сиделкой.
«Какая ты быстрая! — шептала ей утренняя тревога. — Раз, два — и решила… Сделаю, помогу… А когда?»
А правда, когда? День забит, как рюкзак перед походом. И чтоб туда что-то ещё втиснуть, надо, значит, что-то и выкинуть.
А выкидывать ничего не возможно!
Математику? Повторение? Вальку-синецветика? Их разговоры и медленные провожания после того, как чтение, математика и русский готовы? Даже любимейшей Машке Цаловой она отводит всего только переменки, да и то когда не надо подзубрить для страховочки какой-нибудь там параграф.
Так что же тут выкинешь из этого рюкзака?
Бомс! — пробили часы. Чинные, древние часы, оставшиеся ещё от бабушки, почти уже не помнимой Ольгой, потому что умерла она, когда Ольга была ещё детсадовкой вроде Родьки, то есть очень давно… А часы вот всё ходят… Мама их, между прочим, не особенно жалует из-за того, что тикают громко и что бьют. Мама даже говорит: «Я от них просыпаюсь!»
И тогда их повесили к Ольге. Тоже уж давно, наверное со второго или с третьего класса. «Ну хоть вы что-нибудь мне подскажите». Часы в ответ качали тяжёлым бронзовым маятником.
И тут до неё дошло (всё-таки подсказали часики!): да это же простая детская вещь — утро! Во-первых, не спать до последнего; во-вторых, может, и зарядку побоку. Она же не спортсменка, не Машка!
Вставать рано! Родьку в садик ей можно и самой собирать. И завтрак — тоже! Что она, не умеет завтрак приготовить? Пусть даже на пересменку — когда мама, а когда и она. И то уже хорошо!
Ольга вскочила — столько сил у неё сразу прибавилось! Сунула ноги в тапки, побежала в ванную.
Улыбаясь и глядя в зеркало на свою вымазанную зубной пастой физиономию, она думала, что, конечно, лучше бы с ними вечером. Но вечером когда ж?
Нет, она уж постарается утром. В конце концов, это не важно когда. Главное, чтоб каждый приносил в семью что-нибудь хорошее, тогда и будет настоящая семья. А что это — хорошее? А то, что Родька у них, например, такой маленький и милый. Лёнька — забияка и весёлый, вроде папы. А она, Ольга, заботится.
Она с удовольствием натёрла закоченевшие щёки полотенцем и вошла в комнату к мальчишкам. Оба ещё спали.
