В бегах. Цена свободы - [45]
— Но вы не вырветесь, уверяю! — запальчиво воскликнул подполковник. — Это невозможно.
— Отчего же? Нас пока никто не остановил, как видишь, и если бы не треклятый бензин…
— Молодой человек, — мент тяжело вздохнул и откашлялся, — мне далеко за пятьдесят, и я не очень-то боюсь смерти, пожил. Вы же еще молодые… Настоятельно и почти по-дружески советую вам сдаться. Да-да, именно сдаться, и как можно скорее.
— А если мы не последуем вашему мудрому совету? — поинтересовался Граф. — Что тогда?
— Вас пристрелят, убьют в любом случае. Я это знаю, — ответил ему служивый.
— Чего же ты тогда сел со мной в машину, если ты такой… «поживший»? Ну?
— Пожалел вас, — скромно сказал мент. — Просчитал ситуацию и пожалел.
— Меня? — Граф ткнул себя в грудь.
— Вас.
— Оригинал! У вас все в управлении такие или ты один? — Слова подполковника рассмешили его. — А ты бы сдался? Скажи, ты бы сдался на нашем месте? Ты же все знаешь. Сдался бы?
— Я — да, — твердо отрезал мент. — Хотя бы потому, что у вас нет ни единого, я повторяю, ни единого шанса уйти. Только благодаря чуду вы до сих пор на свободе. Вообще все это невероятно, — изумился он. — Вам просто везет, чертовски везет, парни.
— Никакого везения, не пи…и! — встрял я. — Они думают, что мы до сих пор там, в лесу. А мы были в городе, вот так.
— Но в городе тоже задействованы все милицейские службы, поверьте. Вас ищут везде, и еще как.
— Херня! Проскочили, как видишь. Службы твои мы имели в виду.
Но слова подполковника почему-то вдруг сжали мне горло, говорил он довольно убедительно и искренне. И такую тоску испытал я в один миг, что, казалось, земля разверзнется под моими ногами, не выдержав того, что терплю я. Так бывает, бывает. Одним махом ты охватываешь всю прожитую жизнь и, стоя на коленях перед невидимым кем-то, почти раскаиваешься в сердце. Кого винить? К кому обратиться?.. Я бежал из зоны не для того, чтобы убивать. Да, я придурок и идиот, натворивший немало бед, но кто дал мне такую судьбу? Я не могу жить в неволе, но я не могу жить и среди людей. Куда же мне деваться, куда?! Идти сдаваться? Разве такая сдача окупит все мои грехи? Или, может, кому-то станет легче от того, что меня расстреляют? Я вынужден убивать без зазрения совести только потому, что не хочу обратно в тюрьму! Вынужден.
Что-то во мне сломалось, да. Сломалось и зазвенело. Душа, во мне просыпалась душа. Но что делать с этой проклятой душой, что? Куда ни повернись — везде опасность и смерть, везде стаи гончих, натасканных псов, псов в погонах. Конечно, они выполняют свой долг, делают свое дело, но что нам до этих дел? Легко этому старперу говорить «сдайтесь», посмотрел бы я на этого прелого ухаря, если бы он очутился в нашей шкуре.
Все разом притихли и замолчали. Очевидно, мое внутреннее состояние каким-то образом задело остальных, не знаю. Меня тошнило. Ни встречных, ни идущих из Губина машин, как назло, не было. В такое время — было около четырех дня — вряд ли уже кто решит выезжать из города. Дорога неважная, до первого поселения как минимум пять часов езды. Не трасса, особо не разгонишься, дай бог доехать без поломок. А еще лес, приближающаяся ночь… В лесу десятки беглых зэков, поселенцев, их просто не успевают ловить. Скорее всего, машина появится оттуда. Утром выехали, в четыре-пять будут в Губине. Я отозвал водилу в сторонку и еще раз потолковал с ним, но уже по душам. Его звали Геной, мне показалось, он нам сочувствует. Мужик был родом из Подмосковья, но судьба забросила его аж на Урал. Шоферил, строил, и фал в каком-то ансамбле. Женился на уралочке и нажил с ней троих детей. О них и переживал более всего.
— Я сделаю все, что могу, но прошу тебя, не сболтни лишнего, когда появится машина. Твоя жизнь в твоих руках, Гена, — сказал я ему тихо.
— А он? — кивнул водила на Графа. — Я могу поклясться детьми, но чего стоит моя клятва и мое честное слово? Иди со мной, стой рядом и слушай! — чуть ли не умолял он меня. — Я боюсь, парень. У меня дети…
— Не могу. Не известно, кто будет в машине, и вообще… Наши физиономии уже растиражированы до делов. И если мы засветимся, засветим маршрут… Ты понимаешь, что тогда будет…
— Да, я все хорошо понимаю. Я тоже узнал вас, но не сразу, — вздохнул Генаша. — Извини.
— Видел по телевизору, что ли?
— Видел, и не раз. Первые дни вас показывали раз по восемь на день, предупреждали население. Награда… Кажется, пять тысяч долларов, точно не помню.
— За информацию?
— Да, за информацию. Но… Вы не очень-то похожи на тех. Похожи, когда знаешь, что это вы, а так… — он закачал головой. — Угораздило же меня! — Водила достал сигарету, нервно прикурил. — И я, и они — свидетели… Разве вы нас отпустите? Нет, парень, нет. Ты сам сказал о маршруте… Сказал же. Вы побоитесь отпускать нас, я же не мальчик, понимаю. Как только доберетесь до места, так и пристрелите! — воскликнул он. — А если отпустите, через полчаса над Ослянкой и окрестностями закружат вертолеты. Я там бывал — глушь, аномальная зона, о ней писали в газетах. Там уфологи часто бывают…
— Зачем туда ездил?
— Возил людей на свидание. Даже одну беременную пришлось как-то доставлять. На бензовозе тряско, да и опасно…
Писатель, публицист и защитник прав заключенных П. А. Стовбчатый (род. в 1955 г. в г. Одессе) — человек сложной и трудной судьбы. Тюремную и лагерную жизнь он знает не понаслышке — более восемнадцати лет П. Стовбчатый провел в заключении, на Урале. В настоящее время живет и работает в Украине.Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно.
Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно. Отсутствие женщины, невозможность любви (просто чувства), самовыражения, общения были самыми тяжёлыми и мучительными…»«Портит ли тюрьма? И да и нет. Если мечтаешь иметь, кайфовать, жить только за счёт других — порти.
Писатель, публицист и защитник прав заключенных П. А. Стовбчатый (род. в 1955 г. в г. Одессе) — человек сложной и трудной судьбы. Тюремную и лагерную жизнь он знает не понаслышке — более восемнадцати лет П. Стовбчатый провел в заключении, на Урале. В настоящее время живет и работает в Украине.В книгу включены рассказы из лагерной жизни под общим названием «Зона глазами очевидца». Эти рассказы — не плод авторской фантазии. Все написанное в них — жестокая и беспощадная правда.
Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно. Отсутствие женщины, невозможность любви (просто чувства), самовыражения, общения были самыми тяжёлыми и мучительными…»«Портит ли тюрьма? И да и нет. Если мечтаешь иметь, кайфовать, жить только за счёт других — портит.
Уходит в прошлое царствование императора Александра Первого. Эпоха героев сменяется свинцовым временем преданных. Генералу Мадатову, герою войны с Наполеоном, человеку отчаянной храбрости, выдающемуся военачальнику и стратегу, приходится покинуть Кавказ. Но он все еще нужен Российской империи. Теперь его место – на Балканах. В тех самых местах, где когда-то гусарский офицер Мадатов впервые показал себя храбрейшим из храбрых. Теперь генералу Мадатову предстоит повернуть ход Турецкой войны… Четвертая, заключительная книга исторической эпопеи Владимира Соболя «Воздаяние храбрости».
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.