В балканских ущельях - [54]

— Я дам тебе эти деньги. А ты уйдешь сразу же?

— Тут же уйду. Но ведь он меня не отпустит!

— Отпустит, я ему прикажу.

— Господин, как мне отблагодарить тебя?

— Никак. Ты ведь заботишься о своей матери, а это меня радует.

Я дал ей требуемую сумму и даже немного сверху. Она уже не испугалась хозяина, когда он зашел, чтобы наполнить кувшин.

— Господин, одной кружки для киаджи было бы достаточно.

— Ты так думаешь? Хочу тебе сообщить, что ни один из вас не стоит и пара. А твоя сливовица еще хуже, чем ты сам. И я наказываю, что вы будете ее пить. И еще — о твоей служанке. Советую тебе отпустить ее.

— Она должна мне деньги.

— Она их вернет.

— Ты что, дал ей денег?

— Да.

— Пусть уходит, не могу ее видеть, она виновата во всем, что произошло.

— Тогда расскажи ей, что произошло только что.

— В этом нет необходимости.

— Как раз есть. Я не верю тебе. И не уеду до тех пор, пока ты ее не отпустишь.

— Я же сказал, что она может идти. Ты считаешь, что я лгун?

— Да, ты вор и насильник. И я убежден, что также и лжец.

— Хорошо, я признаюсь в двух грехах, но уверен, что ты оплатишь мое сломанное ружье.

— Ты так считаешь? Ты мусульманин?

— Я армянский христианин.

— Тогда садись. Тот, кого ты обокрал, тоже был христианин. Христиане должны служить для мусульманского мира светочами, защитниками бедных и убогих, а что вы представляете из себя? Вот что я скажу тебе: я не оплачу ни ружье, ни сливовицу, эти помои, которые ты принес мне. За корм для лошади с меня пять пиастров. Вот они — на этом мы в расчете.

Он молча взял деньги и вышел. Я тоже вышел, сел на камень возле ворот и стал ждать. Через некоторое время появилась служанка с узелком в руке. Она сообщила, что отдала деньги и получила на руки свои документы. Теперь она хотела бы попрощаться со мной.

Наконец-то я покинул это неуютное и опасное место. Никто не вышел, когда я уезжал. Наверное, все были поглощены вонючей сливовицей.

В Топоклу я нашел еще один постоялый двор, владельцем которого был турок. Здесь все было чисто, имелся хороший кофе, и, поскольку здесь проходила дорога из Стоянова, я остался в этом доме поджидать своих спутников.

Я предполагал, что они минуют Топоклу где-то к вечеру, однако они появились уже после обеда. Я заплатил за постой и присоединился к своим. Они были весьма удивлены, увидев меня здесь, ведь я говорил им совсем иное. Когда я рассказал Халефу, что со мной произошло, тот искренне пожалел, что его не было со мной.

Они долго не спали, а ехать надо было немедленно. Лошади буквально валились от усталости. До Измилана они еще могли продержаться, но там нужен был длительный отдых и людям, и животным.

Добравшись до места, мы поинтересовались, где кофейня купца-оружейника Дезелима. Узнали, что это не только кофейня, но и постоялый двор, где останавливается множество странников.

Задерживаться в доме человека, сломавшего шею при пикантных обстоятельствах, было небезопасно, но об этом здесь пока не знали, а поскольку Дезелим был не последним человеком у Жута, я ожидал, что наши беглецы обязательно тут остановятся. И мы сможем кое-что узнать.

Дом стоял в переулке. Имелся широкий двор с конюшней и низким зданием, в котором расположились спальные комнаты для приезжих. Одеяла путники должны были привозить с собой. Едва мы спешились, к нам подошел мрачного вида человек с подозрительно бегающими глазками и осведомился, не хотим ли мы переночевать. На мой утвердительный ответ он произнес:

— Тогда вам придется спать под открытым небом. Все комнаты заняты. Мест нет.

— И для таких людей тоже нет? — И я указал на свою копчу.

Мне было любопытно, какое действие это окажет на него.

— Ах, вы братья, — быстро проговорил он. — Это меняет дело. Для таких господ место найдется. Но придется спать по двое — свободны только две комнаты.

Мы, ясное дело, согласились и пошли за ним во двор, чтобы пристроить животных. Пока я занимался лошадьми, мне показалось, что слышу далекий напев, необычный для этой местности, но я не придал этому значения. Потом нас отвели в общий зал, где предложили плов с курицей. Мы с радостью согласились.

Кроме нас в столовой никого не оказалось, а юноша, который прислуживал, видно, считал разговор за страшнейший из пороков. Поэтому мы поели молча: нам никто не мешал. Потом появился тот же брюзга, что встретил нас, и проводил в спальни.

— У вас есть копча, — сказал он, — я охотно побеседую с вами. Но потом. А сейчас у меня музыкальный театр в саду.

— И кто же там поет? — спросил я удивленно.

— Иностранный певец, он только сегодня приехал.

— Ему заплатили?

— Нет, он прибыл только на одну ночь. Он уселся в саду и запел, а тут как раз проходили постояльцы. Он уже долго поет, а они все слушают. А мы должны разносить табак и кофе. Очень много работы.

— А ты знаешь, откуда он приехал и как его зовут?

— Он из страны Австрии, у него чужое имя. Он говорит, что мы должны называть его Махди Арнаут. Если вы не очень устали, то можете пойти в сад. Но вы ничего не поймете, потому что он поет на иностранном языке. Но поет очень красиво, мы дали ему цитру нашей хозяйки, и он изображает на струнах голоса всех птиц.

Он провел нас через двор и открыл две двойные двери низкого здания. Из двора мы вступили прямо в спальные комнаты. Он приказал насыпать соломы и застлать сверху одеялами — внимание, которому мы обязаны нашим копчам. Омар и Оско заняли одну комнату, мы с Халефом — другую. Потом наш сопровождающий удалился, а Омар с Оско пошли выяснять насчет корма для лошадей.