В августе 96-го - [3]

Пошел посрал. Со стороны, наверное, смешно смотрелось - подтер задницу и в той же позе до двери. Заглянул к раненым. Точнее, к раненому. Мурза уже не раненый. Мертвый уже Мурза. Малой без сознания. Тела тут же лежат. А на дворе август - далеко не самый прохладный месяц в Чечне. Скоро запах пойдет.

Пригибаясь, пробрался к Бычку. Тот наблюдал за пулеметчиками. Наблюдаем мы парами. Четверо караулят - по двое в каждой угловой комнате. Пятеро отдыхают.

Закурили.

- Мурза умер, - говорю.

- Сам виноват. - Бычок глубоко затянулся. - Нехуй было разгуливать, как на параде.

Мурзу у нас никто не любил. Был он жадным и тупым, даже земляки-татары с ним не общались. Даже имени его никто из нас не знал. Мурза и Мурза. Фамилия у него Мурзаев была, кажется.

- А все равно боец не помешал бы.

- Базара нет, - согласился Бычок. - Не помешал бы. Только не Мурза. Как там Малой?

- Отрубился.

- Малого жалко.

Малого действительно жалко. Хороший боец, и парень неплохой. Хреново ему теперь слепому будет.

- Ладно, - сказал я, - иди похавай. Я посижу.

Бычок, пригнувшись, ушел, а я остался с Васей-Алтайцем. Раньше я наполовину всерьез думал, что Вася-Алтаец не умеет говорить по-русски. Теперь я почти уверен, что он вообще говорить не умеет. За те две недели, которые я его знаю, ни разу от него не слышал ни одного слова. Вот и сейчас молчит. Я тоже молчу. Чехи тоже молчат. Всеобщее такое молчание.

День вторый.

Ночью застрелился Малой. Снес себе полчерепа. Я как раз сидел на посту - наблюдал за зданием. Услышал очередь внутри блокпоста, кинулся в ту комнатку, где лежали трупы и Малой. Уидел, как мозги Малого сползают по стене. Теперь в той комнатке одни только трупы.

Чехи молчат. Даже на эту очередь не откликнулись. Может их там и нет уже вовсе, только сходить проверить желающих не нашлось. Часа через три стало ясно - чехи на боевом посту. Обкуренные, наверное. Начали хлестать из пулеметов как угорелые. Каждый по коробке извел, не меньше. У них-то с патронами проблем нет, судя по всему. У нас тоже. Только у нас и пулеметов нет. Автоматов - помойка, хоть весь обвешайся. А потяжелее - только эсвэдэшка, из которой никто грамотно стрелять не умеет.

Так и сидим. Я снял разгрузку, броник, подложил под голову и лег. Рядом прилег Кузя, свинтил крышку с фляги, глотнул водки сам, протянул мне. Я тоже глотнул пару раз, вернул фляжку обратно.

- Жопа, - сказал Кузя, завинчивая крышку и мечтательно глядя куда-то в угол.

- Точно, - согласился я.

Кузя, завинтив фляжку, тут же опять открыл ее и глотнул еще раз. Опять протянул мне. Так мы с ним допили всю водку во фляжке.

- Я где-то читал, - сказал Кузя, - что каждая война - это, типа, репетиция глобальной войны добра и зла. Ну, там, - бог и дьявол бьются между собой. Вот, например, Великая Отечественная - это дьявол был за немцев, а бог - за нас.

- А сейчас? - спросил я, - За кого бог? За нас или за нохчей?

- А сейчас, по моему, вообще бог ни при чем. Это вообще два чертенка обкуренных на бабки шпилятся.

- И кто выигрывает? - я расхохотался.

- А никто. Они мухлюют оба не по детски. И, по ходу, никто и не выиграет. Набьют друг другу морды и все.

Жара стоит прямо-таки угнетающая. К вечеру мы выпили почти всю воду, которая у нас еще оставалась. Из комнаты, где лежат трупы, ощутимо потянуло мертвечиной. Прорвало Васю-Алтайца - с час он матерился по-русски и по-нерусски. Потом опять замолчал.

День третий.

Не сплю третьи сутки. Под утро прикемарил было - чехи открыли бешеную пальбу. Я очумело подкинулся, не сразу понял, что палят чехи не по нам, там явно шел бой. А кто там может с чехами драться? Только наши.

Я рванул в угловую комнатку, выходящую окнами на то злополучное здание, где засели чехи. Решили поддержать наших, хотя бы морально - влупили со всего имеющегося в наличии оружия по окнам, где раньше сидели пулеметчики. Я высадил два рожка, захлопал по карманам разгрузки - а патронов-то больше нет. Пришлось бежать в мертвецкую - там у нас лежали еще и лишние автоматы, и эсвэдэшка, и разгрузники, снятые с трупов. Дашать там было возможно только через рот.

Пока бегал за патронами, бой закончился. Из-за здания выскочила бээмпэшка и газанула к нам. Я еще успел подумать, чем будем отбиваться, если это чеховская коробочка, но БМП, подлетев, развернулась боком, из люка выглянул чумазый боец и заорал: "Кто такие, блядь?!"

Как оказалось, это были мотострелки-федералы, которые ехали на выручку своему блокпосту, а нарвались на нас. Точнее не на нас, а на нохчей, которые нас блокировали. Повезло нам, короче говоря.

День пятый.

Лечу из Ханкалы в Моздок. Оттуда, говорят, - домой. На борту кроме техники, пяти десятков вэвэшников и федералов - еще тридцать мертвых ребят. Скоро мы полетим домой. Все вместе.