В августе 41-го. Когда горела броня - [9]

— Витькой… В смысле, Виктором.

— Так вот, Витя, там, — старший лейтенант махнул рукой в направлении, которое считал западным, — нас никто не будет спрашивать — что мы умеем, а что нет. Боевую задачу поставят — и все. Или выполнишь, или сдохнешь. Не исключено, что и то, и другое вместе. Все.

Он повернулся и пошел к эшелону. В это время состав дернулся и передвинулся еще на одну платформу. За спиной ротного «тридцатьчетверка» заревела и, выпустив клубы вонючего дыма, поползла прочь. Следующим должен был разгружаться его танк, но в Осокине Петров был уверен, как в себя. У пандуса стоял, переминаясь с ноги на ногу, Нечитайло. Проходя мимо своего взводного, старший лейтенант, не останавливаясь, бросил:

— Такие вопросы ты должен решать сам.

Лейтенант не ответил. Его широкое, обычно добродушное лицо было напряжено, сдернув с головы шлемофон, он из-под ладони смотрел куда-то вверх.

— В чем дело…

— Чуете, товарищ старший лейтенант? — перебил его украинец. — Чи гудуть, чи ни? Не зрозумию…

Волнуясь, он всегда переходил на украинский. Старший лейтенант, похолодев, посмотрел в небо. Оно было чистым, но Петров уже услышал его — этот звенящий, на одной ноте гул.

— Воздух! — отчаянно закричал кто-то в голове состава, и тотчас сухо рявкнула зенитка, за ней другая, третья. Высоко в небе, западнее станции вспухли белые клочки разрывов. И между этими клочками на станцию неспешно шли двухмоторные, с широкими крыльями самолеты. Длинные, вровень с кабиной мотогондолы и ноющий, прерывистый звук моторов не оставлял места сомнениям.

— «Хейнкели»! — крикнул старший лейтенант. — Петро! Не стой там! Укройся где-нибудь!

— Воздух! Воздух!

Танкисты метались вдоль эшелона, кто-то нырнул под платформу, словно надеясь, что она защитит от бомбы.

— По машинам! — У Шелепина оказался необычайно сильный для его роста голос. — Продолжать разгрузку! Стрелки! По самолетам — огонь!

«Какой «огонь»? — лихорадочно соображал Петров, карабкаясь на платформу. — Они же на двух тысячах, не меньше!» Но в непрекращающийся лай зениток уже вплелось стрекотание пулеметов — с турелей, просто из люков танкисты лупили в небо. Самолеты были уже почти над станцией. Старший лейтенант рывком вздернул себя на танк. Из башни торчал Безуглый, и, положив ствол ДТ на край открытого люка, не целясь, бил вверх скупыми, короткими очередями.

— Ни хрена никуда не попадем! — сообщил он командиру. — Но так веселее!

— Где Васька? — крикнул комроты, и словно в ответ заработал дизель.

«Воткнет он мне сейчас машину», — лихорадочно пронеслось в голове у Петрова. Оттолкнув Симакова, он протиснулся в танк, с трудом пролез на место радиста и повернулся к водителю. Бледный до синевы Осокин смотрел прямо перед собой в открытый люк.

— Аккуратно, Вася… — начал было Петров.

— Командир, не мешай, — резко ответил водитель.

Лязгнули гусеницы, танк начал разворачиваться. Снаружи грохотали зенитки, на станцию наплывал гул чужих моторов, но Осокин работал четко, как на танкодроме. Он уже въехал на пандус, когда старший лейтенант услышал знакомый вой. В машине стало темнее, и он, не глядя, заорал, стараясь перекричать мотор:

— Не запирать люк! И рты откройте!

В этот момент кто-то словно ударил его по ушам. На мгновение ротному показалось, что из-под него выдернули сиденье и он куда-то проваливается. Снаружи что-то дробно застучало по броне, и тут танк тряхнуло. «Сбросило!» — пронеслась паническая мысль, но машина дернулась вперед. Еще один взрыв, чуть в стороне. Еще. «Тридцатьчетверка» скатилась с пандуса, развернулась, и в этот момент их накрыло второй волной. Двадцатишеститонная машина вздрогнула, двигатель заглох. Осокин, закусив губу, запустил дизель сжатым воздухом и повел машину вдоль состава. Взрывы прекратились.

— Вася, останови машину, — крикнул Петров.

Водитель непонимающе посмотрел на командира.

— Осокин, стой!

Механик быстро кивнул и перевел рычаги в нейтральное положение. В этот момент в танке стало светлее — неугомонный Безуглый открыл люк.

— Командир, одного подшибли! — крикнул он.

Радист и наводчик уже выбрались из танка, и выход прошел легче. Высунувшись по пояс из люка, Петров огляделся. Над станцией поднимались столбы дыма, в стоявшем рядом эшелоне занялось несколько вагонов. Бомбардировщики уходили на запад, один заметно отставал, растягивая за собой сизый шлейф.

— А-а-а, сволочь! — захохотал радист. — Не нравится! Жаль, добить некому.

— Почему некому? — Осокин высунулся из люка механика и внимательно смотрел в небо. — Вот сейчас и добьют. Смотри, командир!

С севера к бомбардировщикам мчались две точки.

— Не пойму, наши или нет? — Безуглый поднял руку козырьком к глазам.

— Наши, «ишачки», — кивнул старший лейтенант. — Где ж вы раньше были!

Теперь уже всем были видны толстые фюзеляжи маленьких, казавшихся игрушечными рядом с тяжелыми бомбардировщиками, самолетиков.

— Ну, сейчас они им дадут жизни, — зло усмехнулся водитель.

Командир промолчал. Слишком часто он видел на Украине, как валились к земле, полыхая, краснозвездные самолеты. Это только с виду бомбардировщик кажется беззащитным, а на деле может огрызнуться из пулеметов так, что мало не покажется. Однако у наших летчиков, похоже, было свое мнение на этот счет. «Хейнкели» собрались теснее, готовясь встретить «ишаки» огнем воздушных стрелков. Истребители, пользуясь преимуществом в высоте, бросились в атаку. У Петрова замерло сердце.