В Америку и обратно - [4]

— Она стоит полтора миллиона долларов…

В каждом городе по нескольку универсальных магазинов, где все продается очень дешево и все продаваемое очень скверного качества. Масса фруктовых лавок. В них же продается и мороженое. В Соединенных Штатах мы были в марте и апреле. Для американцев это была еще весна, но для нас, не привыкших к подтропическому климату, было страшно жарко, и единственным нашим спасением было мороженое. Многие из нас половину проведенного на берегу времени прохлаждались в фруктовых лавках, сидя за мороженым и лимонадом. Странное впечатление произвели на нас парикмахерские, где в одной зале стригут женщин и бреют мужчин. Одновременно с бритьем там же чистят и ботинки.

В центре города никто не живет. В центре находятся магазины, банки, учреждения, конторы. Благодаря автомобилям, города очень разбросаны. Почти все живут исключительно в особняках-коттэджах. У каждого особняка большая веранда. Много качалок и висящих на цепях прикрепленных к потолку скамеек. Богатые живут в своем районе, бедные в своем. Негры живут тоже отдельно в своей районе. Изредка среди них селится какой-нибудь опустившийся белый; на такого смотрят с презреньем все остальные белые.

В городах очень много церквей. В таком: городе, как, например, Пенсакола, с населением в 30 тысяч человек, имеется 36 церквей и только 27 школ! Религиозность не развита, но очень развита любовь к обрядности. В воскресенье все церкви полны народа. Торговец, который не ходит в церковь, рискует потерять покупателей, рабочий — работу. Для негров существуют особые церкви. В общие их не пускают.

Нет человека, который не слышал бы об американской технике. Выражение «американская техника» стало ходячим, когда говорят о высоком ее уровне. Конечно, всем нам было интересно посмотреть, как человеческий труд почти совершенно заменен машиной. Но на юге нам всем пришлось очень разочароваться в «американской технике». Правда, мы посещали не первоклассные, а довольно маленькие порты. Правда, мы видели отсталый земледельческий юг, а не промышленный север. Но невольно при виде всех этих американских портов, которые мы посетили, вспоминались маленькие порты Германии. Там всюду краны, пар, электричество, каменные пристани. А тут деревянные полуразвалившиеся пристани, кранов нет, работают лебедками, а главным образом — людьми. Черные являются настолько дешевой рабочей силой, что с ними не может конкурировать никакая машина.

Казалось иронией, насмешкой над американской техникой, когда толпы негров в тачках отвозили привезенный нами поташ с парохода до завода на расстояние около 150 саженей. Невольно вспоминалось, как в России работают теперь над научной организацией труда, когда я увидел, как эти негры по получасу ждут, пока до них дойдет очередь взять на тачку поташ и отправиться с ним на завод.

И это не только в Саванне. В Мобиле, в Пенсаколе было то же самое. Я не хочу оставить у читателя впечатление, что и в Нью-Йорке или в Новом Орлеане погрузка идет так же. Конечно, нет. Я хочу только показать, что американская техника не захватила всей страны. Параллельно с грузовыми работами в порту я могу еще указать на сельское хозяйство. По книгам о сельском хозяйстве в Америке у мае осталось впечатление, что в Америке фермеру самому вообще почти ничего не приходится делать. Сиди и нажимай кнопки, а электричество за тебя и корову выдоит, и землю вспашет, и засеет ее, и огород польет и т. д. То, что я видел на юге Соединенных Штатов, совсем не соответствует этому взгляду. Когда я в первый раз попал на ферму русского переселенца, человека, уже пятнадцать лет жившего в Америке, и посмотрел его хозяйство, я не мог удержаться от возгласа:

— Совсем, как в России. Но где же электрические машины, тракторы?

Мой хозяин улыбнулся:

— Вот вы чего ищете! Нет уж, сколько лет хлопочем, чтобы к нам для освещения электричество провели, и то добиться не можем. Тракторы, электрические машины — это вы у богатых найдете, которые по 2000—3000 акров имеют. А для бедных техники нет. Разве вот автомобиль. А в остальном я и все соседи так же, как и в России, работаем. Даже хуже. Там, я слышал, можно сельским обществом трактор купить, он на всех и работает; а у нас на одно хозяйство трактор и не купишь и не выгоден он, а чтобы совместно что-нибудь купить, об этом и разговора быть не может. Тут это не принято. Всякий на соседа как на врага смотрит.

То же самое подтвердил мне и другой фермер, живший около Пенсаколы — бывший политический эмигрант:

— У нас техника существует только для богатых. Но ведь и в России крупные помещики имели тракторы и машины. А теперь Россия быстро обгонит нас, потому что у крестьянина есть чувство общественности, которого совершенно нет у нашего фермера. Да и в культурном отношении Россия тоже быстро нас обгонит. Когда слышишь про ленинские уголки, про избы-читальни, про клубы — изумляешься, как быстро это привилось и развилось. А у нас нет такого чувства общественности, нет желания вместе почитать, поговорить о прочитанном. В России, я помню, когда едешь в поезде, то весь вагон беседует. Тут и о политике, и о хозяйстве, и о себе. Все говорят, все интересуются тем, что говорит сосед. А попробуйте вы у нас в вагоне поезда заговорить с вашим другом, с которым вы вместе едете, весь вагон будет бросать на вас недовольные взгляды, прикрываясь пятидесятистраничными газетами, в которых нет ни слова о Европе или о политике, а есть только Америка — американские миллионеры, американские преступники, американские красавицы и американские беговые лошади, — эти господа будут страшно возмущены тем, что вы нарушаете тишину и порядок в вагоне.