В Африку за обезьянами - [24]
Все встречные спешили, чтобы попасть к началу базара. Возле большого дерева собрался в путь заночевавший караван из нескольких верблюдов и мулов. Вьюки укладывались на животных. Караван выстроился гуськом, повод одного верблюда привязывали к хвосту другого, впереди стоящего. Ствол дерева толщиной в три-четыре обхвата, под которым ночевал караван, был несколько раз перевязан тонким белым шерстяным шнурком в знак того, что дерево священное — «атбар». В Эфиопии существует обычай охранять многовековые деревья, растущие возле дороги или на краю селения.
Караван на отдыхе.
По пути мы не видели больших сел, а лишь деревушки, состоящие из нескольких хижин. Вдали на отдаленных бугорках и возвышенностях виднелись эфиопские усадьбы, зачастую обсаженные эвкалиптами, с изгородью из камней или колючих веток. Круглые с конической крышей из соломы крестьянские дома («тукули») покрашены в белый цвет и издали напоминают украинские хаты. В наиболее населенных местах на возвышенности обычно красовалась деревенская церковь, такая же круглая, с конической крышей, как и остальные дома, но значительно больших размеров.
Проехали селение Бишофта, расположенное возле одноименной железнодорожной станции. Здесь живут железнодорожные служащие и рабочие, но есть и крестьяне. В поселке несколько харчевен, обслуживающих караваны и автотранспорт.
В этих местах, так же как и в других окрестностях Аддис-Абебы, в Хараре, а также и в провинции Галла-Сидамо, после вторжения итальянцев было размещено много итальянских переселенцев. Им отдали лучшие земли. Однако после освобождения Эфиопии переселенцы поспешили вернуться к себе на родину, вслед за военными, чиновниками, торговцами, нахлынувшими сюда во время оккупации с целью наживы. Только мастеровые: шоферы, слесари, механики, столяры и другие — остаются до сих пор в Эфиопии.
Озеро Бишофта, расположенное в 50 км от Аддис-Абебы.
После Бишофта все чаще стали попадаться хижины галласов. Это четырехугольные и круглые шалаши, сделанные из соломы и веток. Вдали виднелось между горами озеро Бишофта, имеющее вулканическое происхождение. Проехав пятьдесят километров, мы спустились метров на пятьсот ниже к уровню моря. Растительность стала здесь обильнее, вдали появились лесные массивы, по бокам дороги возникли густые кустарники. Я увидел здесь деревья с короткой кроной; их многочисленные ветви и листва образовали над стволом плоскую шапку. Деревья имеют вид грибов: они приспособились к засушливым временам года. Прикрываясь от знойного солнца зеленым куполом, они сохраняют влагу у своих корней. На ветках подвешено очень много шарообразных гнезд из сухой травы, искусно сделанных небольшими птичками ткачиками меньше наших воробьев. Мне рассказывали, что на юге Эфиопии водятся так называемые колониальные ткачи, которые сообща делают из травы большой навес, а затем под ним каждый для себя подвешивает свое гнездо.
На семидесятом километре от Аддис-Абебы мы проехали городок Моджо. Здесь, в отличие от селений, значительно больше каменных построек, но на окраинах городка стоят те же эфиопские тукули и соломенные шалаши галласов.
За уборкой урожая.
За Моджо шоссе круто ушло вправо от железной дороги, по бочкам его прибавлялось все больше и больше растительности. Я любовался зарослями мимозы и огромными многовековыми сикоморами. Реку Моджо мы переезжали дважды: сразу за городом — по каменному мосту, а потом второй раз вброд, так как тамошний деревянный мост в это время ремонтировался. Здесь мы были задержаны застрявшим в реке грузовиком. Стоя по колено в воде, человек тридцать толкали тяжелую восьмитонную машину и кричали в такт: «форса, форса» — что-то вроде нашего «дружно взяли». За рекой вдоль шоссе тянулась хлопковая плантация, занимающая 400—500 гектаров земли, расположенной в треугольнике, который образуют, сливаясь вместе, реки Моджо и Аваш. Возле плантации располагался поселок из полутора десятков соломенных шалашей, а в полукилометре — деревня Коко из нескольких десятков таких же жилищ. Жители этих поселков сеют кукурузу и пшеницу, но многие из них работают на плантации, принадлежащей иностранцу. Земля не является собственностью плантатора, он ее арендует у богатого эфиопа, владеющего многими земельными участками в несколько тысяч гектаров. По эфиопским законам вся земля считается собственностью негуса, фактически же значительная часть ее принадлежит помещикам, церкви, военачальникам и лишь некоторая доля — крестьянским общинам. Земля по закону не может быть продана иностранцам, они могут лишь арендовать ее на сроки до 30 лет. Преобладающая часть крестьян арендует землю у владельцев. Налоги и арендная плата поглощают изрядную часть урожая, по некоторым подсчетам, более половины. При таких условиях сельское хозяйство не может выйти из состояния нищеты и отсталости.
Район, куда я приехал, населен преимущественно галласами (галла), народностью с более низкой культурой, чем эфиопы, называющими себя «абиша» (абиссинцы).
Землю здесь пашут массивной рогулей, короткий конец которой заострен и обуглен или имеет железный наконечник. Длинный конец привязывают к шлее быка. В поцарапанную этим орудием землю бросают зерна, которые благодаря обилию влаги (сеют в дождливый сезон), тепла и плодородной почве быстро прорастают. Несмотря на примитивность обработки, урожай собирают обильный. Садоводство и огородничество почти отсутствуют, только вблизи рек галласы возделывают маленькие огородики, где сеют красный перец и несколько сортов трав, применяющихся в качестве приправы к пище. Огороды размером в пятьдесят — сто квадратных метров ограждаются забором из колючих веток — преградой для домашних и диких животных. Крестьянский скот пасется по опушкам леса под надзором общественных пастухов. Несмотря на обилие скота, поля не ограждены, и поэтому часто бывают потравы. Возле хлопковой плантации большая загородка, куда загоняют скот, попавший на плантацию. За выкуп коровы или быка надо уплатить десять эфиопских шиллингов, т. е. стоимость одного барана. Большой вред полям приносят дикие животные, в изобилии обитающие в густых лесах, на опушках которых расположены обрабатываемые земельные участки. На поля приходят стадами и в одиночку газели, антилопы, дикие кабаны. Возле крупных озер поля разоряет бегемот, съедающий за год столько, сколько нужно, чтобы прокормить две тысячи человек. Не меньший вред приносят и стада обезьян, живущих вдоль рек.
