В аду Сталинграда. Кровавый кошмар Вермахта - [17]

* * *

Мне приказали явиться к командиру полка фон Штрумпфу. Мое дисциплинарное взыскание отменили. Доказать пресловутый «недолет» было невозможно, — следовательно, все обвинения с меня были сняты. Командир батальона, куда упал снаряд (командир I батальона 171-го артполка был майор Герхард Вагнер. 25 сентября 1942 г. он заболел и передал командование гауптману Виссману), лишь высказал подозрение и никогда не выражал уверенности, что это был немецкий снаряд.

Он лишь хотел привлечь к нему внимание, потому что снаряд редко падает сам. А из-за этого происшествия Бальтазар попытался избавиться от меня — его действия отдавали патетикой. И не подыграл ли ему Кульман?

Меня спросили, настаиваю ли я на присутствии других офицеров, если Бальтазар готов взять назад свои оскорбительные высказывания. Я отказался. Петер Шмидт был убит у Дона. По-моему, он был жертвой Бальтазара. Других офицеров не было. Фон Штрумпфа, кажется, обрадовал мой жест, и он вызвал Бальтазара, который находился неподалеку. После очень сухого и формального извинения он вышел. Я облегченно вздохнул и вернулся на свой КП.

Через несколько дней меня вызвали к Бальтазару, который показал мне мою письменную характеристику. Она буквально исходила желчью: «высокомерен, ненадежен, незрел, негоден командовать батареей…» Эти слова воспринимались с трудом. Я кипел от бессильной злости. Я прилагал все усилия, чтобы сдержаться. На его вопрос «Можете вы что-то сказать?» я сказал, что нет, и вышел. Бальтазар наслаждался ситуацией. Все вокруг казалось бессмысленным.

Нужно ли было сказать, что после жалобы я руководил 10-й, а теперь и 11-й батареями уже долгие месяцы? Не вышел ли мне боком мой отказ? Не была ли злобная, необъективная и нечестная характеристика куда хуже мелкого взыскания? Как отреагирует командир полка? Буду ли я, по крайней мере, переведен от Бальтазара? После мимолетного удовольствия от получения извинений этот удар казался действительно чувствительным.

И что теперь? Что я мог сделать против такой характеристики? У кого спросить совета? Был обер-лейтенант Окер, служивший в 10-й батарее в 1940-м, а теперь служивший юристом в 71-й пехотной дивизии. И все же я знал его недостаточно хорошо, чтобы искать сейчас его совета.

Звонок командира полка вырвал меня из мрачных дум:

— Вы должны немедленно принять 2-ю легкую батарею. Недавно убит обер-лейтенант Вакерманн, и с тех пор там нет порядка. Вы наведете там порядок. Кроме того, вас нужно перевести из IV батальона. Вы это понимаете, после того, что случилось?

— Конечно, герр оберст-лейтенант! Но разве герр оберст-лейтенант… — я осекся.

— Что еще? Что значит это «но»?

— Согласно характеристике, которую вы явно еще не видели, я полностью негоден к командованию батареей, — ответил я.

— Ваша характеристика лежит передо мной. Я с ее выводом не согласен, так что принимайте 2-ю батарею. С этим все! — ответил он. (В личном деле Вюстера нет никаких следов отрицательной характеристики, так что, похоже, фон Штрумпф не передал ее в армейское управление кадров. Несмотря на низость действий Бальтазара, фон Штрумпф считал его прекрасным командиром батальона и дал ему прекрасную характеристику.)

Это было прекрасным решением, и я был переполнен радостью. Однако мне пришлось скрывать радость, чтобы не оскорбить чувств солдат 11-й батареи, остававшихся верными мне. В любом случае я был также рад уйти от «тяжеловесов». Легкая артиллерия казалась мне более благородной, более кавалерийской по духу и не требующей такого тяжелого труда.

Здесь в моих мыслях обнаружилась некоторая непоследовательность, потому что я собирался поступить в академию и заняться конструированием орудий и развитием вооружений. В любом случае научно-технический аспект артиллерии был важнее, чем дух наездника, существовавший в легких батальонах, потому что о плохом качестве лошадей напоминать не приходилось. Мне нужно было стремиться в армейскую артиллерию, чтобы изучить более тяжелые пушки. Я бы приобрел более широкий практический опыт для дальнейшей учебы. Я переписывался с начальником материально-технической части армии оберстом Карлом. Он присылал мне учебные материалы по математике. Его всегда интересовали офицеры с образованием и способностями к научной работе. Однако вступительный экзамен далеко превышал мой уровень знаний. Мне понадобится время, чтобы изучить присланный материал, но пока его у меня не было.

В счастливом и уверенном расположении духа я отправился на располагавшийся неподалеку наблюдательный пункт 2-й батареи, удобно расположившийся в здании какого-то учреждения. Чердак был изрешечен, в бетонном потолке над ним были многочисленные дыры, но остальные перекрытия — включая толстое над подвалом — давали надежное убежище. Главная комната в подвале была дополнительно усилена деревянными балками и подпорками. Все было выкрашено масляной краской. Здесь, наверное, располагался русский штаб высокого уровня. Стены были выкрашены белой краской, пол был деревянный, и даже имелись деревянные нары. Была в подвале и печь. Через световые колодцы проходил дневной свет. Это было хорошее место. В крепком световом колодце поставили стереотрубу. В стене, обращенной к Волге, артиллеристы пробили наблюдательную щель. Они хорошо поработали над ней, и она окупала все труды. У нас был самый фантастический панорамный вид на центральный вокзал, на центр города и весь путь через Волгу до Красной Слободы — наблюдательный пункт лучший, чем в бункере 11-й батареи. Единственным недостатком была невозможность наблюдать сектор соседней дивизии, но нашей 2-й батарее это было неважно.