В ад с «Великой Германией» - [46]

Но что это? Внезапно наступает затишье. Теперь это может быть опасно, вероятно, начинается атака русских? Вокруг бункера чистый белый снег слепит глаза, слева от меня появляется какой-то пехотинец, который «весело» стреляет из своего автомата. Однако это не русский автомат. Так кто это все-таки? Теперь наконец я вижу иванов, которые тяжело ступают по колено в снег за своей собственной линией обороны. А где все же наши пехотинцы? Итак, атака слева. Но перед нами так никто и не появился. «Возможно, — думаю я, — мои связные невредимы и скоро явятся сюда?» Знают ли на огневой позиции, что они должны теперь делать? Тем более что противник снова стреляет. Снаряды летят непосредственно на нас! Мы стремительно несемся назад в бункер, так как осколки уже свистят рядом. Бункер дрожит, похоже на то, что осколки бьют прямо в него. Целые глыбы земли взлетают на воздух. Мы по-прежнему бессильно сидим на корточках, прижавшись к стенке бункера. Снаряд со страшным шипением врезается в задний угол и проделывает огромную дыру! Брусья летят высоко вверх, дверь бункера падает наружу, сотрясая все вокруг. Потом наступает тишина. Нас даже не ранило! Но тут мы слышим крики «ур-ра!» И это где-то совсем близко! Обстрел прекратился, и мы выскакиваем наружу. Да, впереди бегут иваны без белых халатов, кричат «ура! ура!», быстро устанавливают на винтовки трехгранные штыки, перелезают через проволоку! Русские повсюду: впереди и слева от нас. Справа стреляют наши крупнокалиберные пулеметы, но иваны подходят все ближе, и их множество! Мои минометы не стреляют. Почему? Я палю из ракетницы. Красная ракета взлетает в воздух — никакого ответа. Только просвистело несколько снарядов из нашей легкой пехотной пушки (7,5-см), которые разрываются в рядах атакующих. Но это не задерживает их! Мы даем автоматные очереди из своих окопов. Пехота противника то бросается в снег, то снова поднимается и бежит дальше. В небе появляются штурмовики Ил-2 и бомбардировщики. С громким, уже хорошо нам известным воем моторов они обстреливают наши позиции бортовыми орудиями, пулеметами и отвратительно шипящими ракетами. Один из русских уже оказался прямо перед нами. Помимо меня, здесь еще только трое солдат, а дальше раздаются лишь одиночные выстрелы. Я смотрю назад. Там вижу в снегу отдельные группы возвращающихся пехотинцев. Они бросаются в снег, стреляют в атакующих и пытаются как можно скорее добраться далее, до более глубокого снега и ельника. У нас есть еще два фаустпатрона, но обе ракеты летят в воздух, не задев нападающих! Однако иваны напуганы их шумом и бросаются в снег. Мы пользуемся моментом и отступаем, однако двигаться по такому глубокому снегу не так-то просто. На полпути к маленькому лесу на нас с шумом пикирует вражеский самолет. Затем, судя по рычащему мотору, машина снова поднимается, чтобы найти себе новые цели. Здесь у русских уже давно явное господство в воздухе! Я бегу к огневым позициям, направляясь к ельнику. Но дальше мои ноги просто не идут! Сердце стучит в висках, все тело потеет, и воздух становится тугим! Я бросаюсь в снег и остаюсь на какой-то момент лежать совершенно бессильным. Мысли молниеносно крутятся у меня в го лове: «Не может быть, чтобы мое положение было безнадежным. А мы? Неужели проиграли эту войну? Должно же было произойти какое-то чудо! И ведь было обещано оружие для этого чуда? Нет! Надо подниматься и только вперед!» Я встаю, шатаюсь, делаю попытки бежать. Но ноги этого не хотят — они тяжелы, как свинец. При этом солнце так ярко светит на снегу, что каждый отдельный человек, немец или русский, виден совершенно отчетливо. Между тем с обеих сторон от меня рвутся снаряды, осколки летят во все стороны. Наконец я добираюсь до огневой позиции, которая выглядит ужасно. Безобразные черные отверстия в снегу, ямы от разорвавшихся снарядов. Здесь — разбитый миномет, там — одни доски от ящиков с боеприпасами. Но, слава богу, никаких трупов! Никакой крови! Здесь вообще никого нет. Следы ведут дальше в лес. Моих минометчиков здесь нет. Начинает темнеть. С пулеметчиками мы имеем временную позицию из снежных валов на опушке леса. Но моих людей нет и здесь. Я задерживаюсь у фельдфебеля Вальтера Пфайля (из Хагена), который командует пулеметным взводом. Постепенно успокаиваюсь. Пфайль рассказывает: люди на месте, оборона налажена, прибывают связные, возможно, вскоре появится и походная кухня. Он знает также и о моих людях. Я прощаюсь с фельдфебелем Вальтером Пфайлем и отправляюсь к своим батарейцам. Русский танк или противотанковая артиллерия стреляют где-то поблизости. Я еще не дошел до деревьев, как местность вокруг меня начала простреливаться. Минутой позже фельдфебель Вальтер Пфайль был убит там, где только еще курил сигарету, прощаясь со мной. (После моего увольнения из американского плена летом 1945 года я передал его родителям в Хагене извещение о смерти.) Наконец, я нахожу деревню, где находилась моя батарея, а также походная кухня. Вопреки всему пережитому мной, я был счастлив. Три миномета в моей батарее целы! Но мы вынуждены далее отступать под напором врага!