Узют-каны - [67]

– Ты не спи, алкоголик, а то споткнёшься, носик разобьёшь, – Спортсмен подхватил его под руки. – Тяжело, понимаю. Но крепись. А то Командир голову отвернёт и тебе, и мне.

Маруся улыбалась, вспоминая как Бортовский, тоже явно нуждающийся в опохмелке, бушевал, крича на Спортсмена:

– Это вам экспедиция или что? Уик-энд? Почем не доглядел? Где сам шарился?

На что Спортсмен, ухмыляясь, ответил:

– Ещё раз на меня заорёшь, сука, пару дырок в брюхе сделаю. Имею право. На своём горбу с того света волок. И никто меня не осудит.

Бортовский заткнулся, поскрипел зубами, огляделся, ища поддержки. Но Молчун курил, восседая на рюкзаке, Балагур разговаривал с шорцем-лодочником.

– Даю тебе час. Отыщи и доставь живого или дохлого, – выдавил из себя Командир. – Через час отплываем. Не успеешь, не надо. Всех ждать не собираюсь.

Через полчаса запыхавшийся Спортсмен прибежал к берегу.

– Нашёл?

Не обращая внимания на Бортовского, он подскочил к Марусе:

– Знаешь где дом бывшего местного золотопромышленника? Если там нет, то больше негде.

Время вышло. Они торопились. Чего ждать от Командира? Вдруг, в самом деле, возьмёт и уплывёт без них. И всё-таки Маруся улыбалась. Просто хорошее настроение. В посёлке была сутолока, жители эвакуировались. И кто мог предположить ночью, когда улус казался вымершим, что здесь столько народу? У автобуса их остановил хмурый участковый:

– Это… Только что узнал. В тайге сбежавшие зэки бродят. Шесть человек. Так что поосторожней там, – повернулся к Марусе. – Удачи, племяшка.

– Спасибо, дядя Коля. Некогда. Опаздываем.

– С Богом, – он помахал рукой на прощание.

Лодка была на месте. Злой Иван тоже. Загруженная рюкзаками и тросом посудина готовилась к отплытию.

– А-а явились-таки, – Командир презрительно уставился на Интеллигента. – С тобой потом поговорим. В лодку марш!

– Кетер гесер катваран, – чуть слышно выказала своё отношение к происходящему Маруся.

Лодочник услышал и разулыбался.

– Чего бормочешь? – поинтересовался Спортсмен.

– Не мешай человеку материться. Помоги, – она шагнула в лодку, опираясь на его руку.

Шурик, вздрагивая от попадавших на лицо случайных капелек воды, хмурился, пытаясь прогнать мерзкое состояние. Молчун насвистывал что-то под нос. Балагур просто пережидал путешествие, как может пережидать тот, кто полжизни провёл в командировках. Он осматривал берега – пологий правый и крутой, обрывистый левый. И там, и там деревья тонули в густом тумане, поднимающемся с реки. Только верхушки торчали над мутной белизной, словно росли в воздухе.

– Если бы как задумали выехали, берег вообще не видно бы было, – сказал лодочник. – Туманит сегодня очень.

– Красиво, – признался Балагур, сидевший с ним рядом.

Бледное солнце красило росшие в небо верхушки кедрача розовым. Встречный ветер трепал волосы, бил в лицо, забивался в складки одежды, в сочетании с брызгами это было не очень-то приятно. Маруся поёжилась, и Спортсмен, обняв, прижал её к себе.

– Плохо. Совсем плохо, – бубнил шорец. – Дождя не будет.

– Ну и что?

– Плохо. Лес горит, – лодочник указал вдаль по правому берегу. У линии горизонта туман вился, отрываясь от деревьев, и уплывал в небо.

– Совсем близко горит.

– Ничего, – силясь перекричать шум мотора, орал Бортовский, он тоже увидел дымок. – Пока до пасеки дойдёт – всё успеем сделать. Лишь бы дисциплина была!

– А Костенко сказал, что пожар пока ещё по ту сторону горы, – заметил Молчун.

– Выходит, ошибался, – буркнул Спортсмен.

Маруся что-то спросила у лодочника по-шорски. Он защебетал, покачивая головой.

– Что говорит? – переспросил Спортсмен.

– Голова Спящего Дракона в огне.

– Будет лысый дракон, – хохотнул Балагур.

Лодка вошла в густую полосу тумана, и берега исчезли. Только рокот мотора и пенящаяся река за бортом.

– Как бы на перекаты не наскочить!

– Старик знает, что делает, – ответила Маруся.

Минут через десять лодка пришвартовалась к правому берегу. Мужчины выгрузили вещи и трос. Маруся осмотрела дорогу и шагнула в лес. Ноги тут же утонули в высоком папоротнике. Щебетали птицы. На ветки осели клочья тумана. С дороги доносились голоса, ругань, стук. Когда вернулась, Молчун и Спортсмен уже укрепили конец троса, обвязав им толстую пихту, и заклинивали. Трос врезался в ствол, подобно тому, как нитка врезается в кожу, оставляя глубокий рубец.

– Помочь? – спросила Маруся, заметив с каким усилием Балагур и Сашка натягивают трос, упираясь пятками в землю.

– Чего тут помогать? – откликнулся Спортсмен. – Ну-ка подержи клин, – он сунул ей в руку овальную железяку с конусом на одном конце и плоской шляпкой на другом, а сам схватился за трос. – Ну, давай, мужики. Поднатужимся!

Молчун в два удара вогнал клин между стволом и тросом:

– Убирай руки, – и ещё пара ударов обухом топора.

Маруся вытерла выпачканные руки об джинсы.

– Здесь всё. Теперь на другой берег, – Молчун двигался энергично, со знанием дела, ни одного лишнего движения. Неужели это тот самый медлительный тюфяк, каким он представлялся девушке в санатории? Спортсмен и Молчун сели в моторку. Лодка пересекла реку поперёк и высадила их на другом берегу.

– Спасибо, отец, – помахал на прощание лодочнику Спортсмен.