Узют-каны - [69]

Ещё несколько пуль зарылись в скалу, упала срезанная прямо над головой ветка сухого шиповника. Разноголосье выстрелов пронеслось над рекой. Пыхтя, Молчун затащил Спортсмена на выступ, и они откатились в кустарник. Пара взвизгов ударилась в ствол сосны, и всё стихло.

Спортсмен отчаянно матюгался, где-то ободрав руку.

– Что это было? Кто стрелял? Неужели наши?

– Наши, красные, советские. Кто ещё? Придурки, – бурчал Спортсмен, рассматривая царапины. – Я им покажу, шутники. Снайперы сраные. Давай натянем тросину, переправимся, а потом… я им уши надеру… Лучше поотрываю вместе с руками и ногами…

Отто развлекался. Он понимал, что вероятность попадания слишком незначительна, да и левой рукой стрелять непривычно. Но когда муравьи, целые и невредимые, скрылись за деревьями, он раздосадованно сплюнул. Выстрелы прекратились. И чего этим психам понадобилось стрелять? Так или иначе, их паника или чего ещё там пришлась как нельзя кстати. Его выстрелы были неразличимы в общем грохоте. Так хотелось подстрелить мурашей, увидеть, как они полетят верх тормашками, услышать испуганные вопли… Как хотелось, чтобы засранцы забрызгали берег своими мозгами! Ну ничего. Всё ещё впереди…

24

Боже мой! Какая мерзость может сидеть в человеке!

С. Тотыш. «Записки молодого кама»

Бортовский вышел из наркотического оцепенения, силясь понять причину пробуждения. Стрельба? Но тайга хранила молчание, и если было что – ушло вместе с эхом. Проклятая рука зудела, и Иван принялся осторожно разматывать бинт. Здоровая ладонь коснулась ствола автомата, лежащего на коленях, и невольно отдёрнулась, обожглась. Чёрт! Иван вытащил магазин – так и есть: ни одного патрона! Выходит, пока он дремал, пытаясь заглушить боль в руке уколом, кто-то подкрался, выпустил в белый свет – как в копеечку – всю обойму и скрылся, положив автомат на место. Он даже огляделся, пытаясь уловить мельчайшее движение в кустарнике. Версия не выдерживала никакой критики. Зачем кому-то куда-то стрелять, если можно было использовать для этого самого Ивана? Без сознания он отличная мишень. Значит: он сам стрелял? Зачем? И тут же мозг объяснил: нечаянно нажал на спуск, и дел-то! Всякое бывает!

Но что-то свербело внутри, словно некто нехотя сжимался, укладываясь в вынужденную спячку, ворочаясь и бранясь.

– ДОННЕРВЕТТЕР, – услышал Иван и обнаружил, что это его губы шёпотом призывают гром и молнию.

– Это ты, Отто? – благоговейно шепнул он.

Ответа не последовало. Надо растолкать, разбудить впадающее в дрёму существо внутри. Необходимо понять. Наконец-то встретиться лицом к лицу с неуловимом господином Бришфоргом. Вот он просыпается… Нет! Иван до сих пор помнит их первую встречу в Праге.

– ТЫ ЖЕ ХОЧЕШЬ ЭТОГО? – не спросил, а приказал Отто. – ВОЗЬМИ ЕЁ!

Потом, когда пелена уползла в темноту подвала и очистила голову, он увидел искореженное страхом и кровоподтёками женское лицо с раскрытым в беззвучном вопле ртом. Кровь жирными пятнами расплывалась по кофте, стекала по её ногам, и Иван, отшатнувшись, схватился за лицо влажными липкими руками. Он бежал по ночной Праге, как в кокон, спрятался в гостиницу и долго стоял под душем, оттирая лицо и руки. Вначале вода, вьющаяся воронкой у его ног, была розовой, затем вернулась в своё первоначальное, бесцветное состояние. Как такое могло произойти?

Просто «травка» перестала удовлетворять, а героин стоил слишком дорого… Но однажды в Бонне нашёлся один господинчик, который пояснил, что информация во многом дороже денег. А год спустя появился другой господин. С матовым цветом кожи. Он показывал фотографии и перечислял факты. И всё спрашивал, заглядывая в глаза, как Ивану понравится, если его связь с ЦРУ станет известна на Большой Родине? Господин нравился Ивану ничуть не меньше, но он выпросил для себя зарубежный паспорт на случай провала. Затем неоднократно открывал салатного цвета корочки и всматривался в свою фотографию. А потом удивлённо читал, что человек на фотографии некий Отто Бришфорг, уроженец Берлина.

Что эти всевозможные господинчики находили в бумажках, почему они просили копировать тот или иной документ – Ивану было наплевать. Тогда он познакомился с Отто. Не тем фальшивым, а настоящим, вполне реальным. Он имел узкий лоб, широкие скулы и круглые глаза с замутнённым белком. Появлялся когда хотел и где хотел, вызывая боль в висках, а затем полное расслабление. Когда же его вернули Домой и поместили в стерильную лечебницу, Бришфорг издевался над ним часами, не давая наслаждения после боли, кривлялся, строил рожи. Когда он уходил, Бортовский давал себе слово, что отыщет его и убьёт. Но Отто не появлялся… года два.

Когда он пришёл опять? Как подкрался и запутал Ваню паутиной, едва прикасаясь липкими лапками к затылку? Когда бабка на улице чуть ли не силком заставила купить баночку майонеза, где, как потом обнаружилось, в вязкой массе хранилась никелированная трубочка с посланием от «друзей»? Или когда он на зубок запоминал все формулы, найденные в работах академика? Нет, нет и нет! Иван никогда не сомневался в реальности этого человека. Ибо в шифровках он всегда ставился «боссом»: «…тогда Отто тебя найдёт», «считаем, что Отто лучше знает…» И тогда, в санатории, Бортовский увидел его и онемел в ужасе. Немец вышел из-за стола и схватил медсестру за горло. Иван ждал, что она закричит и разбудит его, выведет из столбняка. Но девушка молчала. И шпион опять скрылся непойманным…