Узют-каны - [58]

– Уснул что ли? Тащи меня!

Высунувшись, Шурик подхватил девчонку чуть пониже локтей и помог вскарабкаться в помещение. С появлением Иры неприятные запахи будто исчезли. Бормоча что-то насчёт света, Сашка топтался у окна, подсознательно воспринимая его как путь к побегу на случай чего. А девушка уверено нырнула в темноту комнаты, и только скрип половиц выдавал её присутствие. Вскоре вернулась с солидным свечным огарком.

– Зажги, – попросила.

Шурик чиркнул спичкой, поднёс к обугленному фитилю и ахнул, осмотревшись. Возможно, они находились в гостиной. Огромный стол, стулья с бархатными сидениями, громоздкий резной буфет, обои с толстыми херувимчиками – навевали восхищение и тоску, потому что всё это было разбито, оборвано, искорёжено. Под ногами валялся зеленоватый медный подсвечник, погнутый чьим-то тяжёлым сапогом. Ира подняла его, вставила огарок и, освещая путь, двинулась по комнате, зная, что Шурик идёт рядом.

– Этому дому больше ста пятидесяти лет, – заявила она, указывая свечой дорогу, – и почти сто из них он стоит пустой. Правда, в тридцатые здесь собирались жить офицеры НКВД, но потом передумали.

– Почему? – удивился Сашка, поминутно трезвея.

– А мне откуда знать? – пожала плечами девушка и хихикнула. – Наверное, испугались призрака?

– Здесь есть призраки? – противные мурашки побежали по спине.

– Неужели веришь в привидения? – ехидные голубые глазки зыркнули в напряжённое лицо.

– Ну… как сказать… – Шурик, конечно, не верил, но если бы ему показали существо похожее на привидение и объяснили, что это не ряженый чувак, а настоящее привидение, а самое главное – рассказали бы, как от него удрать, без сомнений поверил бы. Но новоявленный гид ничего подобного показывать, видимо, не собиралась.

– Видишь ли, у дома очень страшная судьба… – они прошли ещё одну комнату, где царили продолжение хаоса и кучки фекалий по углам. – Есаул Зазвизин, сын или, может быть, племянник губернатора, строил дом как летнюю резиденцию для свой семьи – словом, дачу…

– Ничего себе дачка, – осматривая третью, ещё более просторную комнату, усыпанную обломками стенных шкафов и жухлыми, сморщенными листиками бумаги – библиотеку, присвистнул Сашка.

– В семнадцатом Семён Иннокентьевич – так звали есаула – приехал сюда подальше от «блошиного шума», как он называл восстание. У него была жена, Анна Зыряновна, в девичестве – Истомина, и двое детей: дочь и младший – Кеша. В конце восемнадцатого Зазвизин отправился в Иркутск, а затем в Тасеево под Канск, где к этому времени установилась власть казаков и бело-чехов. Больше двух лет о нём не было никаких известий. Зимой девятнадцатого Кеша подхватил воспаление лёгких и скончался в конце февраля. Слегла и Анна Зыряновна. Потерю сына она не смогла пережить и умерла в мае, так и не вставая с постели несколько месяцев.

– Как же они тут жили? – вырвалось у Сашки.

– Золотые прииски ещё работали, хотя и не на полную мощность. А на золото у шорцев многое можно было выменять, даже прислугу. Но когда произошла национализация, стало совсем плохо. К тому времени в живых осталась лишь старшая дочь есаула, ей исполнилось пятнадцать. Представь, каково хоронить брата и мать с помощью узкоглазых оборванцев? Но потом они остались единственными, с кем можно общаться. Она ходила с шорцами на охоту, метко стреляла, обучилась верховой езде. Но вечерами всегда возвращалась в одиночество в пустом доме. Возможно, она плакала и гадала – стоит ли ждать? Жив ли отец?

Они добрели до маленькой кухни и уселись на сравнительно чистую скамейку. Помятый подсвечник нашёл себе пристанище в каком-то приспособлении на стене, и огонёк играл на лихорадочно возбуждённых щёчках Ирины.

– Ты шпаришь почище любого экскурсовода, – подхватил Шурик. – И что, об этом знают все в посёлке? Что-то вроде – приданья старины глубокой?

Ира хмыкнула:

– Угостил бы сигаретой. Я ему такие вещи рассказываю, а он…

– Ладно. Не дуйся, – миролюбиво посочувствовал тот. – Но всё же откуда ты это знаешь?

– От верблюда, – буркнула Ирина, прикуривая от свечи, затянулась, выпуская струйкой дым, и призналась. – Тут так: я, как бы это… праправнучка есаула.

– Вот те на! – изумился Сашка и внезапно ему стало понятно: и взахлеб рассказываемая история, и умоляющий взгляд там, у костра. Это же надо! Праправнучка!

– Так что всё это, скорее, семейная легенда. И та шантрапа, что иногда сюда забирается и гадит, ничего, естественно, не знает. Впрочем, если бы знали, всё одно бы… Ещё дразнили бы как-то! Не говори никому про меня, хорошо?

И Шурик торжественно поклялся никому не рассказывать, что Ира – рода Зазвизиных.

– Знаешь, – вновь призналась она, – я мечтаю как-нибудь вернуть себе дворянский титул. Сейчас, слышала, такое стало возможным?

– Угу. По-моему, я читал где-то, что в Москве дворянское собрание занимается возвращением чинов. А может и брехня. Врать не буду. Мало ли чего пишут.

– Всё равно. Когда-нибудь я опять стану дворянкой и потребую вернуть все «георгии» есаула. Хочешь, покажу второй этаж?

Шурик согласился, в мозгах немного прояснилось, что стоило наплыва головной боли, но безумно хотелось узнать продолжение легенды. Ирина взяла подсвечник, слегка заляпанный свежим воском, и они двинулись вверх по широкой и скрипучей лестнице…