Узют-каны - [177]

…В двух километрах от освещённого прожекторами экскаватора, скатившись с обочины, лежал «Урал». В ярко-красном пассажирском салоне не было никого, кроме парнишки, чья голова успела выбить окно перед тем, как машина завалилась на бок. У него в кармане лежали ключи от замка, что так немилосердно раскурочил Пахан. Жирные слепни и пауты безнаказанно присаживались на тёмную коросту шеи, лишённой головы. Уцелевшие пассажиры и водитель, озорно ловящий пальцами свои губы и высунутый язык и при этом беспрестанно смеющийся, не прошли и двухсот метров по трассе. У них сразу и внезапно вывалились глаза и слезла кожа. Они долго кричали, катаясь по земле, покрытые водянистыми волдырями. Но с тех пор, как солнце решило прикорнуть, а на другой стороне небосвода чахлая луна набиралась сил, с дороги не доносилось ни звука. И лишь когда успокоив свои деятельные ручищи, Пахан склонил заросшую рыжей бородой голову на грудь и вдумчиво с переливами захрапел, со стороны управления разреза к мертвецам приблизилась шатающаяся лиса. Неловко прихрамывая на все четыре лапы, как сломавшаяся заводная игрушка, тем не менее, функционирующая, в покрытой зелёной плесенью шубке, она погрузила клыки поочередно во все пять тел. После возникла в салоне «Урала» и прогнала навязчивых насекомых с вязкой шеи парнишки.

Именно когда её пропитанная кровью морда с хрустом ткнулась в шейные позвонки трупа и алый глаз нездорово замерцал в темноте, Генка проснулся от резкой головной боли…

Просыпаясь, он скатился с топчана, стукнулся задом об пол кабины, обхватил разламывающуюся голову руками и прошептал:

– Всё имеет значение.

Во сне он разговаривал со Спортсменом. Необычным Спортсменом. Рано или поздно такой разговор должен происходить у мужчины, женившимся на вдове. Её мёртвый муж приходит к вам ночью ни с того ни с сего и помогает разобраться с проблемой с превосходством умника, который был настолько умён, что уже умер, избавившись от своей бабы. А наутро кажется смехотворно нереальным, и забывается минут через семь после пробуждения. Он ещё здесь, когда бреешься, едва видим после хлюпанья под краном, но как только наливаешь свой первый кофе и ставишь на стол сковородку с жирной пересоленной глазуньей – он только сон, миф, фантом случайного собутыльника после третьей бутылки водки.

Они вновь курили у жёлтой сосны с ветвями на юг, будто только что взобрались на утёс налаживать переправу. Только с той разницей, что Молчун знал – Спортсмен мёртв, а тот этого не скрывал. Нагловато, с превосходством посасывал сигарету, будто не курил дня три. Он не называл больше свиньей Командира, который, кстати, тоже на том свете. Стал выше этого. С менторской интонацией гуру бубнил, напоминая неумёху-преподавателя, обязанного выдать лекцию, а как – неважно.

– По-моему, глупо не знать когда и что пригодится. Всё увиденное и услышанное мельком, в конце концов, имеет значение. Всё, чего касаешься, помнит тебя. И зеркало не отпускает твоё отражение семь минут. А потому старит. И затем это всё, скопившись, убивает тебя. Вещи имеют право на память. Единственное, на что они имеют право. Но ты должен стать мёртвым, чтобы они смогли жить воспоминаниями. Не забывай, чего касаешься и куда смотришь. Это важно. Народ придумал поговорку о соломке, которую можно подстелить. Когда знаешь куда, и не стелешь – ещё глупее.

– Ты о чём? – Молчун, заворожённо наблюдал, как сигаретный дым клубится в гортани собеседника, вытягивается с выдохом. Спортсмен был рядом, его можно было потрогать, и в то же время – тело иногда хрустально просвечивало. Молчун не стал прикасаться: вдруг разобьётся?

– Как, по-твоему, мог я умереть просто так? – Спортсмен слегка рассердился. – Просто так! Здоровый, неглупый мужик. Ты бы видел, как я отфутболил того урода! Я хотел жить, понимаешь?! Я хотел спать с ней! Неужели я сыграл в ящик для того, чтобы у тебя поднялся? Пришли двое лысых. У них нет крыльев. Сказали – ты болен, слаб, в козыри не потянешь. Показали дырки. Ну, ты знаешь – чёрная большая и маленькая светящаяся. Указали на чёрную: тебе, мол, вообще-то, туда, но по блату можно устроить наоборот. Короче, я умер, чтобы ты кое-что понял…

– Что?

– Где подстелить, дубина! – потусторонний Спортсмен, видимо, сообразил, что перебарщивает с красноречием и заорал, выплёвывая дым. – Ты убедился, что оно сдохло?

– Мы взорвали… – Молчун бесился от мысли, как нелепо звучит его лепет.

«Детский сад какой-то» – хмыкнул невидимый Командир.

– Это Хозяин, дурила. С ним не так-то просто.

– Я оставил дежурить Петра.

– Кого? – Спортсмен развеселился. – И ты доверился? Доверился оборотню? И это всё? Всё, что ты сделал?

– Я устал. Смертельно устал. И хотел спать.

– На самом деле просто спихнул обузу. Перевалил на чужие плечи. А насчёт «смертельно» – поговорим позже.

– Скоро?

– Скоро. Но не торопись. Не получится. Сам лично встречу и пинками выпровожу обратно. А теперь – думай. Но помни – всё имеет значение.

Спортсмен превратился в Егорова на скамейке в парке и прямо-таки пихал в физиономию фотографии зэков, приговаривая:

– Этот с ёлки, того – пацан, этого – рысь. Тут Командир постарался. Сашка, оболтус, попал из девяти три раза в упор. Девчонка твоя – ножом. Ну а этот где? Ноги-то в болоте. А остальное? Подсказать рифму?