Узники Тауэра - [46]

Однако Лесли не знал об этом и чрезвычайно опасался за целость своих костей. Он заговорил, да так, что секретари едва успевали записывать за ним. Он открыл участие Норфолка в восстании Нортумберленда, сообщил о намерении мятежников захватить королеву и т. д. Как на исповеди, он обнажил не только свои тайны, но и секреты Марии Стюарт и в качестве ее духовника написал ей увещевательное письмо, заклиная не заниматься в будущем заговорами, а надеяться на Бога и на свою добрую сестру, королеву английскую.

Пока шло следствие, шотландский прелат расположился в Кровавой башне Тауэра со всевозможным комфортом. Поскольку он носил епископский сан, наместник сэр Оуэн Гоптон поначалу обращался с ним как с английским бароном, отпуская пятьдесят три шиллинга и четыре пенса в неделю на пищу и освещение для узника и шесть шиллингов и восемь пенсов на отопление. Однако затем наместнику надоело оплачивать содержание Лесли из своего кармана, и он объявил узнику, что тот должен сам платить по всем счетам. На этом благоденствие Лесли в Тауэре закончилось, ибо он не имел собственных средств. Страдая от лихорадки, подхваченной им зимой в промерзших комнатах своей темницы, он утешался тем, что выскабливал ножом на стенах повествование о своем заточении. Длинная латинская надпись, почти стертая временем, оканчивается его подписью и годом: 1572.

Из окон своей комнаты он мог наблюдать за казнью Норфолка, который поплатился жизнью за его откровенность. На эшафоте жених Марии Стюарт воскликнул:

– Я первый страдаю в царствование ее величества! Дай Боже, чтобы я был и последним!

Собравшиеся ответствовали ему дружным «аминь!».

Лесли сожалел о смерти Норфолка, но, кажется, полагал, что такой исход все-таки предпочтительнее супружеской жизни с Марией Стюарт. Доктор теологии Томас Уилсон, посещавший епископа Росского в Тауэре, передавал одну из их бесед: «Между прочим, он говорил мне, что королева, его повелительница, не уживется ни с каким мужем. Во-первых, она, сколько он понял, отравила первого мужа, французского короля; во-вторых, она согласилась на убийство второго мужа, лорда Дарнлея; в-третьих, она вышла замуж за его убийцу и хотела отделаться от него таким же путем; наконец, она помышляла о браке с герцогом, но и ему она недолго осталась бы верна, и вероятно, что жизнь Норфолка с нею была бы несчастлива». И честный доктор со вздохом прибавляет от себя: «Что за королева и что за посланник!»

Поскольку от Лесли нечего было больше узнавать, его выпустили на свободу и позволили уехать за границу.

Загадочная смерть Нортумберленда

Варфоломеевская ночь и создание во Франции Католической лиги герцога Гиза ободрили католиков, удрученных победным шествием по Европе учения Лютера и Кальвина. Узнав об избиении гугенотов, Филипп II рассмеялся от радости, а Папа Григорий XIII приказал петь в церквах Те Deum.[15]

Англия вступила в период решительной борьбы за свою независимость: религиозную – от Рима и политическую – от Испании. Филипп II начал готовить «Непобедимую армаду» для вторжения на остров, герцог Гиз мечтал высадиться в Шотландии, чтобы освободить Марию Стюарт, а Папа отправил в Англию иезуитов для католической пропаганды и подготовки католиков к восстанию.

Около полусотни иезуитов тайно прибыли во владения Елизаветы. Самые способные и деятельные из них – Кэмпион и Персоне – занялись обращением английской аристократии и весьма преуспели в этом. «Предполагают, – доносил папский агент в 1580 году, – что в этом году в Англии число католиков увеличится на 20 тысяч человек». Стремление англичан слушать проповеди Кэмпиона было так велико, что, несмотря на награду, назначенную правительством за его голову, он проповедовал, не особенно скрываясь, на большом собрании католиков в Смитфилде. В списке обращенных дворян значились самые знатные фамилии королевства.

Успехи иезуитов вызвали панику в правительстве: страх превратил кучку миссионеров в целую армию переодетых шпионов ордена Иисуса. Власть ответила на проповедь католицизма террором. Последовали аресты всех католических священников и наиболее видных католиков. Парламентский акт 1581 года «Об удержании подданных ее величества королевы в должном повиновении» воспрещал служить мессы даже в частных домах, увеличивал штрафы за отпадение от англиканской церкви и признавал всех католических миссионеров государственными изменниками.

Террор на время подавил католическую реакцию. За иезуитами охотились как за дикими зверями и целыми партиями отправляли в Тауэр. Преследование велось так энергично, что Персонсу пришлось бежать, а Кэмпион был арестован в июне 1581 года и предан суду по обвинению в государственной измене. «Единственное наше преступление состоит в нашей религии», – таков был основной тезис его защиты, но он только еще больше раздражил судей. Кэмпион был признан виновным и казнен.

По утверждению католических историков, в последние годы царствования Елизаветы было казнено около двухсот священников; еще большее количество их погибло в тюрьмах от болезней. Это был конец религиозного компромисса – основы всей предыдущей политики Елизаветы. Но преследования дали импульс дальнейшему развитию идеи свободы совести, которая, в конце концов, стала главным вкладом Англии в теорию и практику христианских церквей Европы. «Во время Генриха, отца этой королевы, – писал один католический священник, – все королевство со всеми епископами и учеными людьми отрекалось от своих верований по одному слову тирана. А во времена дочери дети и женщины смело исповедуют свою религию пред судьями и отказываются сделать малейшую уступку, даже под угрозой смерти». То, что при Марии Тюдор делал протестантизм, теперь делал католицизм, а именно – он сделал религиозное чувство более глубоким и сильным, открыл в людях, дрожавших перед могуществом королевской власти, силу, превосходившую это могущество, разрушил чары, производимые монархией на ум народа. Корона утратила свой мистический ореол, когда «дети и женщины» стали смотреть на своего государя как на еретика. Национальная гордость и необходимость противостоять Испании еще поддерживали Елизавету, защищая ее от неизбежных последствий такого умонастроения, но после ее смерти королям сделалось очень неуютно на престоле.