Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия - [106]
Когда толпы народа высыпают на улицы, возбужденные военным настроением, их охватывает восторг от перспективы победить врага. Ожидание славной победы – сильнейший стимул, который вызывает чувство эйфории, похожее на то, что испытывают болельщики в предвкушении победы своей команды на чемпионате мира. Огромная волна народной поддержки в надвигающейся войне действительно может подтолкнуть военное и политическое руководство к последним роковым шагам, ведущим в пропасть[227]. Дети с упоением играют в военные игры, где они выкашивают неприятельские армии игрушечных солдатиков. Фильмы о войне вызывают искреннее отождествление себя с отважными воинами родины, прорывающимися сквозь фронт врага, взрывающими мосты и сбивающими вражеские самолеты[228].
Война признана почти в каждом обществе в качестве обычного дела – за исключением малочисленных групп, в которых ее разжигание просто непрактично[229]. В соответствии с широко распространенной концепцией война сопутствовала человечеству с доисторических времен. Однако как организованное боевое действие она появилась относительно недавно, скорее всего, около тринадцати тысяч лет назад[230]. Первые завоевательные по своему характеру войны прослеживаются примерно за шесть-семь тысяч лет до наших дней, когда родилось земледелие и люди стали создавать запасы выращенного урожая, что побуждало банды мародеров на них покушаться[231]. Однако войны последнего времени не были вызваны чисто экономическими факторами, по крайней мере те не являлись их главной причиной. В исследовании Льюиса Ричардсона предполагается, что большинство войн, имевших место между 1850-ми и 1950-ми годами, вызывались скорее либо мотивами религиозного свойства, либо оскорбленными чувствами национальной гордости, чем соображениями экономического характера или прямыми угрозами общей безопасности[232].
Война часто рассматривалась как решительный метод окончательно покончить со спорами, определить государственные границы и получить доступ к сырью, сдержать агрессию соседних племен или наций, отвоевать ранее потерянные территории или восстановить поруганную национальную честь. Войны могли вестись за такие высокие идеалы, как отмена рабства, свержение диктатора или «преобразование мира во имя демократии». Они часто обслуживали специфические политические интересы отдельных стран и личные интересы индивидуумов, входивших в политические элиты.
Следует отметить, что, прежде всего, война кажется самым действенным и решительным средством для достижения своей цели. Психологические факторы типа необходимости возмездия за имевшие место в прошлом несправедливости, повышая национальную самооценку или консолидируя власть политической элиты, часто оказывали сильное влияние на принятие решения о развязывании войны. Конечно, государство, оказывавшееся объектом нападения, было вынуждено защищаться, чтобы выжить. Иногда, опасаясь за свою безопасность, оно наносило превентивный удар по предполагаемому врагу. Некоторые авторы предполагают, что именно это послужило одной из причин, по которой Германия развязала битву на два фронта во время Первой мировой, а Япония предприняла бомбардировку Пёрл-Харбора во время Второй мировой войны. В обоих случаях внезапные нападения, в конечном счете, не приводили к победам в войнах.
Хотя развязывание войны, по словам Карла фон Клаузевица, кажется «просто продолжением политики, только другими средствами», соотношения предполагаемых преимуществ и вреда, прибылей и убытков часто видятся в искаженном свете[233]. Какими бы ни были предполагаемые выгоды, их цена, оплаченная человеческими жизнями и страданиями, является настолько непомерной, что большинство войн становятся катастрофическими даже для победителей. В двадцатом веке более сотни миллионов жизней было принесено в жертву на алтарь войны. Интересно отметить, что в этот период страны, являвшиеся инициаторами войн, как правило, их и проигрывали[234].
Некоторые исследователи предполагают, что стремление «повоевать» является естественным и проистекающим из глубоко лежащих в человеческой психике дефектов, предположительно генетически передаваемых нам от древних предков[235]. Популярная в 1960-х – 1970-х годах теория рассматривала войну как выражение сути Человека-Хищника[236]. Ее авторы полагали, что, участвуя в военных действиях, люди просто выполняют свою генетически детерминированную программу, которая в доисторических условиях облегчала охоту. Более недавняя концепция – «Человека Преследуемого» – сосредоточивает внимание на факте уязвимости наших первобытных предков перед более крупными хищными животными[237]. Придерживающиеся ее исследователи говорят о детских страхах, связанных с дикими животными и всяческими монстрами, а также о ночных кошмарах и мифах, в которых действуют свирепые хищники, как о доказательствах проявлений тех первобытных страхов. Они считают, что наши предки разработали стратегии выживания, компенсировавшие их уязвимость перед львами, леопардами и другими подобными животными, как и стратегии охоты на хищных зверей.
Другой взгляд на войну
