Узники Бастилии - [5]

Что касается жестокости Людовика XI, то она была если не большей, чем жестокость других государей того времени, то уж во всяком случае гораздо отвратительней. Он не проливал человеческую кровь потоками в порыве гнева или безумной ярости, но выпускал ее холодно, капля за каплей. Адская насмешливость была характерной чертой его жестокости. Он играл отрубленными им головами. В одном из писем он рассказывает, зубоскаля, как велел обезглавить изменившего ему парламентского советника, адвоката Ударта де Бюсси. «А для того, чтобы его голову можно было сразу узнать, – пишет король, – я велел нарядить ее в меховой колпак, и она находится сейчас на Хесденском рынке, где он председательствует». В другом письме, торопясь отправить на тот свет неверного слугу, Людовик весело советует своему дворецкому скорее «сделать приготовления к свадьбе этого молодчика с виселицей». История, может быть, и простила бы ему или, по крайней мере, закрыла бы глаза на явные казни, тайные улавливания, деревья, увешанные висельниками, – на все эти акты монаршего правосудия, неизменные для всех царствований со времен фараонов; но со страниц хроник того времени против него вопиют голоса более громкие, чем тысячи жертв льежской резни. Как забыть, например, историю Жана Бона, которого Людовик XI сначала приговорил к смерти, а затем, по особой милости, удовлетворился тем, что выколол ему оба глаза. «Было донесено, – говорит современник, – что поименованный Жан Бон видит еще одним глазом. Вследствие чего Гино де Лазьяр, чрезвычайный судья при королевском дворе, по приказанию вышеупомянутого государя, отрядил комиссию из двух лучников, дабы, если он видит еще, сделать ему прокол глаза до полной слепоты».

Король изобретал казни со злобной фантазией художника пыток. Бастилия при нем украсилась двумя нововведениями. Первым были железные клетки, где заключенный не мог ни встать, ни лечь. Епископ Верденский Вильгельм де Горакур провел в такой клетке, согнувшись в три погибели, десять лет. Король питал к этим клеткам особые чувства и ласково называл их своими доченьками (fillettes).

Другим изобретением, отличавшимся еще более утонченной жестокостью, была так называемая комната ублиеток[8], находившаяся в башне Свободы.

Сюда приводили особо ненавистных королю людей, чтобы заставить их в последний раз испытать весь ужас внезапного перехода от надежды к отчаянию. Комендант Бастилии встречал узника в «комнате последнего слова» (chambre du dernies mot). Это было обширное помещение, тускло освещенное лишь одной лампой, бросавшей слабые блики на кинжалы, шпаги, пики и огромные цепи, развешанные по стенам. Здесь заключенному устраивался последний допрос с целью узнать имена сообщников, если таковые не были названы им ранее. Затем комендант отводил жертву в другую комнату – очень светлую, прекрасно меблированную, благоухавшую цветами. Это и была комната ублиеток. Усадив узника в удобное кресло, комендант угощал его и обещал скорое освобождение. Как только несчастный начинал верить в близость свободы, пол под ним проваливался, и он падал в узкий колодец на колесо с укрепленными в нем острыми ножами. Невидимые руки приводили колесо в движение, постепенно превращая тело человека в груду окровавленного мяса.

Счетная книга короля хранит мрачное изобилие кандалов и засовов, списками которых покрыты целые страницы; ими можно было оборудовать не одну, а несколько Бастилии. «Мастеру Лоренсу Волму, – читаем там, – за большие кандалы двойной закалки, большую цепь со звонком на конце, которые он сделал и сдал для заключения мессира Ланселота Бернского, – тридцать восемь ливров. За пару кандалов с толстыми цепями и гирями для закования двух военнопленных из Арраса, охраняемых Генрихом де ла Шамбром, – шесть ливров. За железо с закаленными кольцами, с длинною цепью и со звонком на конце и за наручники для других пленников – тридцать восемь ливров. За кандалы с наручниками, с поножнями, заклепывающиеся на шее и поперек тела для одного узника – шестнадцать ливров. Вышеупомянутому мастеру Лоренсу Волму – сумма в пятнадцать турских ливров и три су в возмещение расходов на постройку трех кузниц в Плесси-дю-Парк для выковки железной клетки, которую вышеупомянутый сеньор приказал там построить» – и так без конца.

И тем не менее приходится согласиться, что Людовик XI сделал очень благое дело. Он питал подлинную страсть к собиранию государства, Франция обязана ему своими лучшими провинциями: Пикардией, Бургундией, Руссильоном, Провансом, Меном, Анжу, Дофине и другими-в общем счете четырнадцатью феодальными владениями, присоединенными к королевскому домену.

«Я сражаюсь против всемирного паука!» – в отчаянии воскликнул однажды Карл Смелый, видя бессилие своей львиной доблести против интриг Людовика XI. Две нижеследующие истории дадут представление о том, какими средствами король побеждал своих противников.

Коннетабль граф Сен-Поль

Луи Люксембург, граф Сен-Поль, был одним из самых могущественных сеньоров королевства. В 1443 году он был возведен Людовиком, тогда еще дофином, в рыцарское звание, в 1465 году сделан коннетаблем; через год он женился на сестре королевы и тогда же был назначен главнокомандующим города Руана и генерал-лейтенантом Нормандии. В 1469 году он присоединился к Лиге общественного блага, став одним из ее предводителей. С этих пор Людовик XI терпеливо ждал случая уничтожить изменника. Однако должно было пройти десять лет, наполненных войнами и заговорами, прежде чем коннетабль оказался в Бастилии.