Узник страсти - [86]

– На сей счет у меня имеется свое собственное мнение, – парировал ожидавший такого вопроса Джон. – Я бы ничуть не удивился, если бы узнал, что Сторневей по уши перед ним в долгах. Я даже готов заключить с вами пари. Вы считали, что я занял место Брина ради забавы, но ошибаетесь. Я подъехал к воротам в прошлую субботу, когда уже стемнело. Когда из сторожки вышел насмерть перепуганный мальчонка, которого вы уже видели, и я узнал, что его отец, отлучившись на часок еще накануне вечером, до сих пор не вернулся, то подумал, что происходит нечто чертовски странное. Видите ли, Стогамбер, у меня имеется необъяснимая тяга ко всему необычному, и мне захотелось выяснить, в чем тут все-таки дело. Мне не понадобилось много времени, чтобы узнать: как сэр Питер, так и мисс Сторневей убеждены в том, что Коут играет втемную. Они были очень встревожены, и оба пытались убедить Генри – его друг вовсе не светский человек, за которого выдает себя, а самый настоящий мошенник. Мистер Сторневей не поверил им. Коут настолько вскружил ему голову, что он счел родственников деревенщинами, не способными распознать утонченную и глубокую личность. Он указал им на то, что мошеннику совершенно нечего делать в этих богом забытых местах. Они не нашлись что ответить и до сих пор не имеют ни малейшего представления о том, что привело сюда Коута, но либо какое-то событие поколебало уверенность Генри в нем, либо слова дедушки посеяли в его душе зерно сомнения. Возможно, слуга Коута сообщил ему о вашем присутствии в этих местах. Этого я не знаю. Зато мне известно, что Генри тоже стало не по себе. Поскольку он слишком труслив, чтобы приказать Коуту проваливать, то просто улегся в постель под совершенно неубедительным предлогом. В любом другом случае этого хватило бы, чтобы избавиться от нежеланного гостя, однако мы имеем дело с необычной ситуацией, и его план провалился. Генри пора узнать, как обстоят дела. Если он сразу не умрет от разрыва сердца, то сделает все ради того, чтобы доказать миру, что, хотя его и одурачили, он не грабитель и не убийца.

– Или тут же сообщит Коуту, что их раскусили! – вставил Стогамбер, не сводя пристального взгляда с лица капитана.

– Коут не нуждается в его предостережениях. Он знает, кто вы такой. Если бы Сторневей был его сообщником, он бы тоже это знал. Коль ваши подозрения верны, ни один из них даже ухом не поведет. Но ежели вы ошибаетесь, Сторневей сделает все, от него зависящее, стараясь спасти свою шкуру от ареста, а свое имя от бесчестия.

– Я допускаю, что именно так он и поступит… если ошибаюсь, – признал Стогамбер. – Вас не затруднит, сэр, объяснить мне, как именно он будет убеждать меня в своей невиновности, с учетом того, что я не легковерен?

– Да, я могу вам это сказать, – ответил Джон. – Помните, я говорил вам, что догадаться, где спрятано сокровище, способен только тот, кто хорошо знает эти места? Джерри известно, где тайник, и он явно догадался об этом очень быстро. И Сторневею это тоже известно! Он, может, и подумает, что я рассказываю ему сказки, но если он невиновен, то без колебаний отведет меня к тайнику, чтобы выяснить, насколько правдива моя история.

Мистер Стогамбер долго обдумывал слова капитана. Затем поинтересовался:

– И как это заставит явиться туда Коута?

– Стогамбер, когда вы устраиваете западню, вы рассказываете кому-нибудь, где она находится и какую приманку вы положили в нее?

– Нет, – ответил Стогамбер, – я этого не делаю.

– И я тоже! – с обезоруживающей улыбкой сообщил ему капитан.

Глава 16

Ближе к полудню мистер Баббакомб пешком пришел в сторожку. По случаю субботы на дороге царило оживление, и, убедившись, что капитан очень занят, он какое-то время не решался к нему приблизиться, остановившись возле ворот на обширный луг Хаггейта. Небрежно прислонившись к поперечине, Баб наблюдал за тем, как его друг открывает другие ворота нескольким экипажам, обменивается деревенскими шуточками с погонщиком коров, заставляет возницу большого фургона слезть со спины лошади и обращает внимание какого-то разгневанного джентльмена на то, что его телега очень перегружена. Воспользовавшись небольшим затишьем, находящийся под глубоким впечатлением от увиденного мистер Баббакомб поспешил войти в сторожку. Он заранее заготовил несколько веских аргументов в слабой надежде на то, что ему удастся отговорить капитана от того безумного плана, который он, вне всякого сомнения, задумал. Однако его речь то и дело прерывали доносящиеся с дороги возгласы «Ворота!», значительно ослабившие воздействие слов. Он также видел, что, несмотря на все свое миролюбие, капитан слушает его вполуха. Отчаявшись достучаться до сознания друга, Баб удалился в кухню, где под крышками медленно булькал обед в нескольких горшках, оставленных миссис Скеффлинг, а на столе лежал большой пирог, буханка свежевыпеченного хлеба и круг сыра.

Мистер Баббакомб через монокль разглядывал эти приготовления к обеду капитана, когда в саду послышались шаги и чья-то тень заслонила дверной проем. Он, подняв голову, оказался лицом к лицу с самой высокой женщиной, которую только когда-либо видел. Она была одета в костюм для верховой езды, а подол платья небрежно перебросила через руку, сжимающую хлыст.