Узник страсти - [68]

Но временами боль, отчаяние и усталость последних нескольких часов покидали ее. Сознание прояснялось, и снова возникали те же мучительные вопросы. Кто был боссом? Кто пытался убить ее и Равеля? А, главное, почему?

Это должен был быть человек, подозревавший, что Равель находится в «Бо Рефьюж» – это было очевидно. Селестина и мадам Роза, возможно, начали догадываться, что он здесь, но они, естественно, были вне подозрений. Гаспара и Муррея она не считала столь проницательными. В любом случае Гаспар слишком утонченный, чтобы опуститься до подобного, даже если у него есть для этого причина, а у Муррея, несмотря на дуэль, не было оснований для настоящего недовольства или злобы. Даже если Муррей боялся дуэли, его заботило только поддержание на должном уровне своей чести и подобными действиями он не стал бы рисковать.

Конечно, был еще и Эмиль. После лет, проведенных в Париже, брат Жана был личностью практически неизвестной, но все же, если он был хоть немного похож на Жана, он не мог утратить уважения к человеческой жизни, чтобы относиться к ней так небрежно. Если бы он и ощутил несколько запоздалое желание отомстить за смерть брата, подумала она, он бы, вероятнее всего, сам нашел бы какой-нибудь повод для дуэли, но не стал бы прибегать к услугам наемных убийц.

Но тогда кто же? Человек, который узнал о пребывании здесь Равеля по слухам, источником которых была прислуга? Это было возможно, но не было ли слишком велико совпадение, что тот, кто услыхал эту новость, оказался именно тем, кто хотел его смерти?

То, что она и сама подверглась опасности, Аня считала чистейшей случайностью. Она видела этих бандитов, и они сочли, что будет безопаснее, если она умрет и не сможет рассказать об этом, точно так же, как они попытались заставить замолчать Денизу и Марселя. Разграбление дома и похищение рабов, возможно, не являлись частью исходного плана, а явились следствием того факта, что эти головорезы устранили ее со своего пути.

Так какой же из всего этого можно сделать вывод? Она ничего не могла придумать. Это вопрос, который она должна обсудить с Равелем.

То, что он мог подумать, что она имеет какое-то отношение к этому заговору против него, возмущало ее. Но тот факт, что кто-то попытался воспользоваться тем, что она сделала с Равелем, воспользоваться его беззащитным положением, приводил ее в еще большую ярость. Это был поступок трусливого и хладнокровного убийцы. Она презирала саму мысль об этом и хотела, чтобы у нее была возможность заставить Равеля убедиться в этом.

Такая возможность возникла менее чем через час. Она сидела в большом мягком кресле с откидывающейся спинкой, высушивая перед камином свои длинные пряди, когда услыхала шаги. Они доносились до нее с галереи, и по спокойной походке она поняла, что это Равель. Первое, о чем она подумала, – это что возникли какие-то новые проблемы. Она бросила взгляд на свой халат из белой фланели, отделанный кружевными батистовыми оборками. Его вряд ли можно было назвать соблазнительным, так как он закрывал больше, чем бальные платья. Она поднялась и вышла на галерею.

Он стоял, держась руками за перила и отвернувшись от нее, всматривался туда, где от остатков хлопкового сарая лениво поднимались струйки дыма. Его вьющиеся волосы были влажными, а одежда, хотя и чистая, была из грубого материала, как одежда рабов. Гордо развернутые плечи и прямая посадка головы выдавали в нем свободного человека и, несмотря на несчастное происхождение и предрассудки, джентльмена.

Он повернул голову, и золотистые утренние солнечные лучи осветили его лицо, зажгли огоньки в его глазах. Его губы медленно изогнулись в щемяще-тоскливой улыбке.

– Что-то… случилось? – внезапно затаив дыхание, спросила она.

Он покачал головой.

– Я просто хотел еще раз убедиться в том, что пожар не разгорелся опять, прежде чем уехать.

– Уехать? – Она знала, что он уедет, но не думала, что так скоро.

– Я должен вернуться в Новый Орлеан, ты же знаешь.

– Ты мог бы сначала отдохнуть. Час-другой не сыграет большой роли.

Она двинулась к нему, и у него перехватило дыхание. Солнце, просвечивающее ее белое одеяние, сияющими лучами очертило контуры ее тела, придавая ей одновременно невинный и соблазнительный вид. Он почувствовал медленную сжимающую боль внутри и, хотя хотел отвести взгляд, не смог заставить себя сделать это. Он стоял, как вкопанный, и смотрел, как она приближается к нему, и чувствовал, как у него начинает слегка кружиться голова.

Он не ответил. Она облизала губы. Волна глубокого внутреннего тепла поднималась в ней.

– Думаю, я тоже должна ехать: надо рассказать мадам Розе, что случилось. Мы могли бы отправиться вдвоем.

– Возможно, будет лучше, если я поеду один. Ее синие глаза затуманились.

– Конечно, если ты предпочитаешь. В конце концов я не могу настаивать. Я… знаю, что это слегка запоздало, но… прими, пожалуйста, мои извинения.

Она прикоснулась к его руке на перилах, и это нежное прикосновение обожгло его сильнее, чем любой из углей ночного пожарища. Утренний ветерок подхватил концы ее волос в его сторону, как бы соединяя их этими нежными тонкими прядями. Он чувствовал, как складки ее халата прикасаются к его ногам, ощущал ее свежий, опьяняющий аромат. Эти тонкие и изящные соблазны действовали почти так же сильно, как и мягкий изгиб ее губ и его воспоминания.