Узник страсти - [10]

На углу улицы Аня увидела «Чарли», констебля городской полиции в кожаной шапке с номером. Он стоял, похлопывая по ладони короткой дубинкой, и разговаривал с двумя экстравагантно одетыми молодыми людьми, которые по виду были похожи на профессиональных игроков. Аня увидела, как один из игроков сунул в карман полицейскому пачку банкнот.

Она отвернулась, презрительно скривив губы, хотя нисколько не была удивлена. Новый Орлеан, будучи в течение многих лет одним из богатейших городов США, всегда привлекал политиков-шакалов. Но теперешние правительственные чиновники были самыми коррумпированными на памяти, жителей города. Правящей партией была партия урожденных американцев, которую презрительно называли партией «Ничего не знающих» из-за того, что ее деятели постоянно повторяли эти слова, когда их обвиняли в правонарушениях. Методы, которые они использовали, чтобы прийти к власти и удержать ее в своих руках, были настолько явно незаконными (они нанимали головорезов, чтобы помешать проголосовать тем, кто собирался отдать свои голоса за оппозиционную партию, и записывали в списки проголосовавших за них даже имена с могильных памятников), что люди уже отчаялись в возможности решить эту проблему политическими методами.

Говорили, что за партией «Ничего не знающих» стоит могущественная клика людей, которые обогащались, манипулируя ситуацией. Эти люди никогда не пачкали руки таким грязным делом, каким было руководство городом, и их личности были известны лишь немногим, но в качестве своего инструмента они поставили у власти нью-йоркца по имени Крис Лилли, который принес с собой из Тамманм-Холла[10] множество новых грязных политических трюков.

Ситуация ухудшилась настолько, что просто необходимо было что-то предпринимать. В городе настойчиво циркулировали слухи о том, что где-то в тихом месте собирается группа людей, целью которых является организовать Комитет бдительности. Говорили, что члены этого комитета вооружаются и что существует большая вероятность всеобщего восстания в городе с целью обеспечить проведение справедливых выборов в следующий раз в начале лета.

Полиция была оружием в руках партии «Ничего не знающих». Расхлябанность полицейских и их обыкновение проводить часы своего дежурства в ближайшем баре были хорошо известны жителям всего города. Но в данный момент Аня была благодарна полицейским за их халатное отношение к своим обязанностям – этот фактор также занимал немалое место в ее расчетах.

Экипаж свернул на Дофин-стрит, и яркие огни и экипажи, развозящие по домам задержавшихся до последнего любителей потанцевать, остались позади. На этой улице не было газовых фонарей. Окна домов были закрыты ставнями, и огни в них давно погасли, только иногда где-нибудь в верхней комнате мелькал слабый свет. Магазины были закрыты. Тишина, окутывающая дома, лишь изредка нарушалась лаем собаки или мяуканьем котов. Изящные решетки оград отбрасывали причудливые тени на оштукатуренные стены домов в свете фонарей движущегося по улице экипажа. Иногда фонари освещали затененные дворики, и тогда лучи света выхватывали из темноты то кожистые листья пальм, то невысокие банановые деревья.

Аня наклонилась вперед и приоткрыла небольшое окошко рядом с сиденьем кучера.

– Пожалуйста, помедленнее, Солон, – сказала она.

Экипаж замедлил ход. Аня опустила стекло в большом боковом окне, высунула голову и стала внимательно вглядываться в окружающую темноту.

Вскоре она увидела его. Пустой фаэтон стоял как раз в том месте, где она ожидала его увидеть. С выражением угрюмого удовлетворения на лице она тихо отдала кучеру еще одно распоряжение и откинулась на спинку сиденья.

Ландо проехало до следующего угла и свернуло направо на Сент-Филип-стрит. Через полквартала кучер остановил экипаж у насыпи. Самсон и Илайджа спрыгнули с запяток, заставив ландо сильно качнуться, и растворились в темноте. Солон, выполняя полученные инструкции, слез с козел и потушил фонари, а затем снова взобрался наверх. Мимо них по правой стороне улицы проехал одинокий всадник, который старался держаться поближе к краю, чтобы оказаться как можно дальше от сточной канавы, которая шла по центру улицы. Вскоре на них опустилась тишина.

Догадка Ани оказалась правильной. Равель Дюральд находился сейчас у своей теперешней любовницы, актрисы, которая выступала на сцене «Гэйети Театр» Криспа, пока он не закрылся несколько недель назад. В угоду приличиям он оставил свой экипаж за углом, но вскоре должен будет покинуть квартиру этой женщины, расположенную над небольшой бакалейной лавочкой, рядом с которой стояло сейчас ландо Ани. Единственный выход вел на улицу через ворота в арке. В ночном сумраке Аня видела, что ворота были закрыты. Огня в окнах комнаты над бакалейной лавкой не было.

Селестину и даже, наверное, мадам Розу ужаснула бы сама мысль о том, что Аня знает достаточно о тайных делах Равеля Дюральда, чтобы разыскать его в подобную ночь. Она сама ощущала от этого какую-то неловкость, и все же жизненный путь человека, который убил Жана, в течение некоторого времени представлял для нее какой-то болезненный интерес. Желание услышать, где он находится и что сейчас делает было непреодолимо, как иногда бывает непреодолимо желание пощупать ссадину, чтобы определить, насколько она болезненна. Знание его пороков заставляло ее еще сильнее презирать его и тем приносило еще большее удовлетворение.