Узник крови - [54]

— Разумеется, нет. Ник автоматически наследовал титул после смерти отца, а с титулом и семейное имущество.

— Значит, известие о том, что он повесился в тюрьме и его место занял самозванец, стало для вас страшным ударом?

Хьюго опустил голову, подумал и произнес:

— Мы с моей женой Маргарет тяжело это пережили, но благодаря поддержке родных и друзей понемногу привыкаем к потере.

— Заучил назубок, — шепнул сэр Мэтью.

— Вы можете подтвердить, сэр Хьюго, что герольдмейстер ордена Подвязки установил ваше право на семейный титул? — спросил мистер Пирсон.

— Да, могу. Я уже получил жалованную грамоту.

— Вы можете также подтвердить, что поместье в Шотландии, дом в Лондоне и банковские счета в Лондоне и Шотландии возвращены семье?

— Боюсь, что нет. — Сэр Хьюго обратился к судье: — Оба банка придерживаются правила не признавать права собственности до завершения судебного процесса, милорд. Процедура передачи счетов не может начаться до окончания этого процесса.

— Не беспокойтесь, — ответил ему судья и тепло улыбнулся, — ваше долгое испытание подходит к концу.

Сэр Мэтью мгновенно вскочил.

— Прошу прощения за то, что я прерываю вашу светлость, но следует ли ваш ответ свидетелю понимать в том смысле, что вы уже пришли к решению по данному делу? — спросил он с такой же теплой улыбкой.

Судья заметно смутился:

— Нет, разумеется, нет, сэр Мэтью. Я всего лишь заметил, что, независимо от исхода процесса, долгое ожидание сэра Хьюго подходит к концу.

— Весьма вам обязан за разъяснение, милорд. Для меня большое облегчение слышать, что вы не пришли к решению, не выслушав доводов защиты.

— У меня больше нет вопросов, милорд, — заявил Пирсон и вернулся на место.

— Мистер Редмэйн, — спросил судья, — вы намерены подвергнуть свидетеля перекрестному допросу?

— Да, милорд. Сэр Хьюго, — начал Алекс, — вы заявили суду, что поддерживали с вашим племянником Николасом Монкрифом близкие отношения, если не ошибаюсь, вы назвали их «сердечными» и поговорили бы с ним на похоронах его отца, когда б не запрет надзирателей.

— Да, все правильно.

— Когда вы впервые выяснили, что ваш племянник умер, а не проживает, как вы считали, в его доме на Болтонс-террас?

— За несколько дней до ареста Картрайта, — ответил Хьюго.

— В таком случае, сэр Хьюго, позвольте спросить, сколько раз за эти полтора года вы и ваш племянник встречались или разговаривали по телефону?

— Не вижу смысла в вашем вопросе, — возразил Хьюго, — ведь это был не Ник.

— Не Ник, — согласился Алекс, — но вы только что заявили суду, что полтора года не знали об этом.

— Ну, у нас у обоих было много дел, — ответил Хьюго, пытаясь перестроиться на ходу. — Он жил в Лондоне, а я большую часть времени находился в Шотландии.

— Насколько я понимаю, в Шотландии теперь есть телефоны, — парировал Алекс.

По залу пробежали смешки.

— На что вы намекаете? — спросил Хьюго.

— Я ни на что не намекаю, но вы же не станете отрицать, что оба присутствовали на лондонском аукционе почтовых марок в «Сотбис» в сентябре 2002 года, а затем жили несколько дней в одной гостинице с человеком, которого считали родным племянником, и в обоих случаях ни разу не попытались с ним заговорить.

— Он сам мог со мной заговорить, — ответил Хьюго.

— Возможно, мой клиент не пожелал с вами заговаривать, поскольку прекрасно знал, в каких отношениях вы находились с сэром Николасом. Возможно, он знал, что за последние десять лет вы ни разу с ним не встретились и не написали ему ни строчки. Возможно, он знал, что родной отец лишил вас наследства.

— Я вижу, что вы охотнее готовы поверить преступнику, чем члену семьи.

— Нет, сэр Хьюго. Все это я узнал от члена семьи.

— От какого члена? — вызывающе спросил Хьюго.

— От вашего племянника сэра Николаса Монкрифа.

— Но вы его даже не знали.

— Не знал, — согласился Алекс. — Однако находясь в тюрьме, где вы за четыре года ни разу не навестили его и куда даже не написали, он вел дневник.

Пирсон вскочил:

— Милорд, я должен заявить протест. Дневник из нескольких тетрадей, на который сослался мой ученый коллега, приобщен к делу всего неделю назад, мой помощник мужественно постарался изучить его строчка за строчкой, но в нем более тысячи страниц.

— Милорд, — сказал Алекс, — мой помощник прочитал дневник до последнего слова и для удобства суда сделал выборки, каковые позднее я бы хотел предложить вниманию присяжных.

— Свидетельство, возможно, и допустимое, — заметил судья Хэкет, — но, на мой взгляд, не имеющее прямого отношения к делу, которое здесь рассматривается. Мы судим не сэра Хьюго и не его взаимоотношения с племянником, так что, мистер Редмэйн, я предлагаю вам продолжать.

Сэр Мэтью дернул сына за мантию.

— Могу ли я переговорить с помощником? — спросил Алекс.

— Если вам очень нужно, — ответил судья Хэкет, у которого все еще саднило душу после столкновения с сэром Мэтью.

Алекс сел.

— Ты своего добился, мой мальчик, — сказал ему шепотом сэр Мэтью. — Да и в любом случае, самый важный абзац дневника следует приберечь для следующего свидетеля. К тому же старина Хэкет задается вопросом, не зашел ли он слишком далеко и не дал ли нам оснований потребовать повторного слушания. Это его последнее, перед уходом в отставку, дело в Высоком суде, и он не захочет, чтобы его запомнили из-за повторного слушания. Когда возобновишь допрос, скажи, что полностью согласен с его светлостью, но надеешься, что твой ученый коллега выкроит время ознакомиться с отдельными дневниковыми записями, каковые твой помощник отметил для его удобства.