Узник Двенадцати провинций - [70]

– Надо уходить, Гвен, сейчас же. У меня твоя охранная грамота и два десятка золотых в этом кожаном кошельке, их посылает тебе Йорн.

– Что там происходит?

– Потасовка.

– Потасовка с факелами?

– Они хотели поджечь дом старого Абрахама, но Йорн был уже там, с офицерами и таможенниками. Ему удалось не допустить худшего. Он вовремя вмешался. Есть раненые, но ничего серьезного, таможенники получили приказ стрелять в воздух…

– Но кто может держать зло на старого Абрахама? Меня ведь у него больше нет…

– А соседи говорили другое. Поэтому, – она помедлила, глубоко вдохнула и выпалила конец фразы единым духом, – ребята из Вшивой крепости и предприняли вылазку.

– Тряпичники? Но почему?

Она пожала плечами.

– Они все против тебя.

– Даже Арно?

– Особенно он.

Это меня ошеломило.

– Так ведь был Анку, потом ты не сдержал обещания насчет Одноглазого, а теперь все эти слухи о тебе…

– Вздор! Ты им веришь?

– Верю ли я? Дурак! Была бы я, по-твоему, здесь?

– Но они?

– Конечно, верят. Они считают тебя кем-то вроде оборотня. Пока Йорну удалось их успокоить, но рано или поздно они придут искать тебя сюда. За пределами Антвалса ты почти ничем не рискуешь, они не сунутся за границы своих охотничьих угодий. Мы отвезем тебя подальше, а там сможешь взять другую лодку. У тебя есть все, что нужно?

– Как будто есть. Спасибо, Саския.

Я забрался в лодку, встал на корме и взял шест. Саския орудовала шестом на носу, а Игнас колол лед, прокладывая нам путь по воде и оставляя позади черную струю. Мы действительно нашли лодку, привязанную неподалеку, поменьше и полегче. Чтобы перенести туда мои вещи, потребовалось всего несколько секунд. Саския протянула мне какую-то бумагу, но прочесть ее я не мог, было слишком темно.

– Это тебе тоже понадобится, – сказала она, взяв из лодки медный фонарь, и запалила фитиль.

Я развернул бумагу, поднес ее к трепещущему огоньку. Йорн на скорую руку набросал путь по основным каналам до Брюгелюде, указав там и сям кое-какие ориентиры. Некоторые я узнал: видел их прошлой зимой.

Игнас пожал мне руку, сняв шапчонку. Этот жест меня рассмешил, и Игнас, всегда на моей памяти невольно всем подражавший, тоже засмеялся. Он протянул мне дубинку, которой разбивал лед. Я взял ее в руку и понял, что орудовать ею нелегко: надо бить достаточно сильно, чтобы расколоть ледяную корку, но не давать ей уйти под воду. Ремешком она крепилась к запястью, чтобы не утонула.

Саския еще сидела на борту моей лодки, мы были совсем близко друг к другу, но лицо ее тонуло в тени по прихоти фонаря, огонек в котором еле теплился. Я запустил руку в ее длинные волосы, тихонько надавив на затылок, привлек ее к себе, и наши губы встретились. Словно огненным мечом пронзил меня поцелуй, открыв мне такое, чего не написано ни в каких книгах, ни в каких атласах тела, и первой отстранилась она, у меня бы просто не хватило на это сил.

Она вскочила в свою лодку и, пока я смотрел на нее в последний раз и не мог насмотреться, тихо промолвила:

– Прощай, маленький знахарь.

И, разойдясь в разные стороны, мы скрылись в ночи.

Путь по полузамерзшим каналам был нелегким. За последний год я окреп – недаром ворочал тела во время чумы и избороздил на коньках все каналы в длину и в ширину, – но от взмахов дубиной у меня очень скоро заломило руки и спину. Вдобавок надо было, разбив лед, вернуться на корму, чтобы нажать всем своим весом на шест, потом снова на нос, опять к шесту и так далее. Эта мука кончилась, только когда я добрался до более широких каналов, где между берегами был проложен путь для судов.

Наконец я вышел к большой реке. Она была слишком глубока для шеста и несла огромные глыбы льда. У лодки не было руля, управлять ею я не мог, только плыть по течению, рискуя быть раздавленным льдинами или разбиться об опору мельницы. Пришлось дожидаться судна покрупнее, а поскольку редкие смельчаки открывали в эту пору навигацию, с меня заломили изрядную цену.

Показался Брюгелюде: сначала я увидел высокую крепость, делавшую его неприступным. Она выходила на просторный рейд, над которым кружили тысячи морских птиц. Я насчитал больше полусотни башен и колоколен: это был самый большой город, какой я видел за свою недолгую жизнь. Опутанный частой сетью каналов и мощеных улочек, он имел два порта, рыболовный и торговый, где причаливали корабли из дальних стран, десятки складов и закромов на обоих берегах устья, и, несмотря на холод и ветер, оживление в нем царило день и ночь. Никакого сравнения с ленцой Варма и тесным мирком Антвалса.

Море кракенов

Благодаря охранной грамоте Йорна найти комнату возле порта не составило труда. И пусть комната эта была темной и грязной, пусть старая усатая хозяйка со скрипучим голосом неохотно доверила мне ключ, зато, спустившись по узкой лесенке, можно было вдохнуть ветер с моря и слиться с биением сердца большого города.

Решительным шагом я вышел на набережную в поисках судна. Пришвартованные десятками у ряда свай, они как будто ждали меня. Это были большие деревянные корабли с округлыми боками, с башенками на носу и на корме, с высоко посаженной над водой кормой и «вороньими гнездами» на длинных мачтах; опущенные паруса были тщательно сложены на реях. Огромные лебедки там и сям разгружали их трюмы, но ни один из этих гордых парусников, похоже, не был готов к отплытию. Ниже теснились суда поменьше, баркасы под четырехугольными парусами сливового цвета; весело танцуя на волнах, они сновали от берега к берегу или держали курс дальше, но за пределы рейда не выходили.