Узник Двенадцати провинций - [24]

– Ах да, большой город… Йорн мне о нем говорил.

Матиас насторожился, быстро огляделся и, схватив меня за руку, перешел на шепот:

– Этот Йорн – который тебя сюда привез, он, да?

– Он самый.

– Остерегайся его, Гвен. Он посулил изрядные деньги тому, кто вздует тебя хорошенько. И об этом уже многие знают.

Информации требовалось переварить много. Последняя новость меня не удивила, я принимал угрозу Йорна всерьез. Но кое-какие козыри у меня были: Кожаный Нос ко мне благоволил, Игнас принимал за ученого, а Матиас был у меня в долгу за спасенную ногу. Благодаря всему этому я мог надеяться, что великан из Варма не скоро до меня доберется. Однако встреча с Анку оставалась еще менее вероятной. Но ведь должна быть возможность проделать путь этой окаянной телеги в обратном направлении. И если другие тоже о ней говорили, значит, мне это не приснилось. Моей жизнью была Бретань, а не эта огромная пустошь в окружении туманов и болот. И тем более не Железные сады, пожиравшие живую плоть людей, чтобы делать из нее пушки.

Анатомия пибила

Кожаный Нос и вправду был славным малым. Не мясник и не палач, он просто делал все, что мог. Он учил меня ставить зонды и пускать кровь. Приятного мало, но облегчение дает. А по большей части мне приходилось менять повязки. Стоило ему отвернуться, я пытался испробовать свою силу. Если добивался успеха – заслуга, разумеется, по праву принадлежала ему.

Он был доволен моей работой, и поэтому жилось мне вольготно. Помимо долгих часов в лазарете, я мог ходить, где мне вздумается, в стенах завода.

Когда Игнас поведал ему, что я читаю на латыни, Кожаному Носу загорелось учить меня. Я не стал его разочаровывать, хотя все это для меня было китайской грамотой. Он дал мне толстенную книгу об анатомии человеческого тела, Anatomica Omnium Humani Corporis Partium Descripto. Такие атласы иллюстрированы изображениями человека, с которого сняли сначала кожу, потом мускулы, потом органы, нервы, сосуды и так далее до костей.

Поздно ночью, когда Игнас мирно храпел в своем углу, я открывал фолиант на операционном столе и при свете свечи познавал этот диковинный мир. Просто не верилось, сколько всего помещается в теле. Я шепотом произносил слова, пытаясь их запомнить: humerus, cubitus, clavicula, oculi, lingua и т. д. Запоминал и то, что они обозначали на рисунке. Даер присоединялся ко мне, ему тоже было интересно. Покачивая клювом в такт, он вслушивался в этот мертвый язык, выложенный на бумажный труп.

Старому Бразу – тому плевать было на анатомию. Он верил только в силу да в движение.

«Тело, Гвен, – оно как море. Меняется по часам, по месяцам и временам года. Всегда в движении.

Недуг – дело иное: он кочует из тела в тело. Так и путешествует с луной, в наших снах, в тени деревьев, цвете камней и следах животных, а когда найдет себе дом, располагается в нем, как зверь в норе. Глазами этого не понять, надо уметь видеть иначе и много дальше. Ничто никогда не происходит случайно, даже с тем, кто упал с лестницы.

Мы, знахари, ищем недуг, затаившийся в теле, в точности как гончая, пущенная по следу дичи: чуем его, преследуем, облаиваем и, подняв из логова, крепко хватаем клыками с первого прыжка. (Тут он смеялся и кашлял.) Пересчитывать кости, еще чего! Это хорошо для городских господинчиков в белом. Кости – это всего лишь скалы, обнажающиеся при отливе: на вид красиво, но ничего нам не говорит о волнах, о туманах и течениях».

Старый Браз был не вполне прав. Можно многое открыть в книге с такими иллюстрациями и многое понять. Я учился, и Кожаный Нос меня всячески поддерживал. Я потерял сон, с головой погрузившись в архитектуру нервов и костей, географию плоти с протекающими по ней реками крови.

Я даже пытался найти соответствия с Даером. Извлекал его из кармана, где он хоронился в своем уютном гнездышке из соломинок и лоскутов. Взъерошенный и возмущенный, он все же давал себя осмотреть, притворяясь мертвым. Из открытого клюва веяло тошнотворным запахом перебродившего ячменя. Найти в этом тельце органы я не мог. Даже биение сердца прощупывал с трудом: слишком упитан был пибил. Жирненький, что твоя фаршированная перепелочка. А вскоре он начинал квохтать, потому что чертовски боялся щекотки.

Как бы то ни было, кончалось это всегда одинаково: терпение маленького доктора приходилось вознаграждать продолговатым зернышком, которое он требовал, вереща, как резаный поросенок. Анатомия пибила-свистуна проста: это огромная печень в перьях. Печень с клювом, чтобы орать.

Однажды в лазарет привезли скончавшегося на месте рабочего из кузнечного цеха. Он просто упал и умер, без видимой причины. Кожаный Нос решил, что пора мне получить урок анатомии. Настоящий, наглядный. По его мнению, сердце умершего остановилось в результате разлития черной желчи. В ходе урока мне предстояло отыскать это разлитие, а заодно ознакомиться с различными частями тела. Труп, с которого сняли всю одежду, лежал на большом столе, глядя мертвыми глазами в потолок.

Кожаный Нос достал свои хирургические инструменты и письменные принадлежности. Игнас, насвистывая в своем углу, готовил емкости. Кожаный Нос завязал мне рот тряпицей. Мне было не по себе. Я чувствовал, что не создан для этого. Ноги едва держали меня. Я много бы дал, чтобы оказаться подальше отсюда. Если вдуматься, никто для этого не «создан». Только в одном старый Браз и господин кюре были согласны: вскрывать тело – это хуже, чем преступление, это кощунство.