Узлы на простыне - [45]

— А ты что? — не обратила внимание на ее оговорку Ксения.

— А что? Я ему и не поверила. Там люди под конец сидели без денег. А что нес этот пьяный казак, он постоянно хвастал. И был постоянно пьян. Кто ж ему верил-то?

— Да, Заруцкого они тоже убили, спросить не удосужились.

Разговор женщин был тихий, они шептались между собой, как будто высший верховный совет, который наблюдает со стороны за действиями тех, к кому они не имеют ни малейшего отношения.

— Ты запомнила это место?

— Да.

— Сможешь показать?

— А что Заруцкий тебе сказал? Там что?

— Он сказал, что там такое, что всю Польшу купим, и еще Рим заставим под свою дудочку плясать. Конец твоему папе, — орал он. — Как только война закончится, он за папу возьмется.

Монахини понимающе переглянулись.

— Да, так и есть. Значит в Волоколамском монастыре.

— Тогда получается, что монастырские служки знали об этом. Помните, там гетмана князя Романа Ружинского они убили? Видимо, еще кто-то знал о тайнике. Не только казаки. Так он с казаками спрятал клад, а не с поляками.

— Почему думаешь? Там же бунт был.

— Потому что они как раз спалили Тушино, и деньги нужны были, платить нужно было войску. Наверняка, он требовал то, о чем, возможно, догадывался. Упал он без свидетелей. На каменной лестнице. И умер сразу после падения, якобы старую рану потревожил.

— А почему ты сразу не сказала об этом месте?

— Так, я…  я думала все уже давно нашли. Да и не до того. Да я и предположить не могла…  А вы даете слово, что отпустите меня? И коня дадите?

— Если Ружинский знал, то еще мог кто-то знать. Не зря туда это свезено было. Да не волнуйся ты, я же сказала, что даю слово. Отпустим тебя, куда хочешь езжай.

— Я думаю, самозванец твой всех вокруг пальца обвел, всех, в том числе и поляков. Все, что он обещал, он не выполнял. Наверняка, у него и договор был с монастырем. Третий Рим им обещал. Нужно торопиться. На утро едем.

— Сможешь показать место?

— Да, — твердо ответила по-русски панночка, почувствовав непреодолимое желание быть вместе с этими уверенными и бесстрастными женщинами.

— Держи вот, выспись — соболья шуба, подчиняясь небрежному движению женской руки, накрыла Марину Мнишек до самых пят.

ГЛАВА 14

Петр уселся напротив итальянки.

— Ну давай взглянем на твою рану. А кто ассистировать будет? — он посмотрел на меня. Павлентий Макарович, или Сондра Ардальоновна?

— А Павленитий Макарыч — это кто?

— Да вон ходит, с плитой своей, рехнулся совсем мужик. Лучше бы за шоколадкой сбегал, жрать хочется.

— Днуха, а что ты будешь, как же машина.

— Другую куплю. Ради хорошего дела, — а дело было праведным и справедливым — не жаль.

— Да она страховку получит. Что ты прицепился, — Александр решился, наконец, положить свою плиту.

— Ребята, а вам не страшно, что вот так просто, на ваших глазах сгорели…  кто-то сгорел, — у меня даже во рту пересохло от зрелища средневекового сожжения на костре.

— Не кто-то, а подонки и подлецы, бандиты, — Дна выпалила это без запинки. — Ненавижу. Вот она справедливость! Они напали на меня, я из-за них оказалась в больнице, и они сгорели.

— Что, это высшая справедливость и есть? — боксер рассмеялся и тоже уселся на диван.

— А что в этом такого? Было бы странно, если бы ее не было. Может быть, не всем везет так, как мне — не у каждого обидчики взрываются прямо на глазах…  Ой, — дернулась Дна. — Да ты медик, или кто? Аккуратнее все же, я же не собака.

— А чем докажешь? — Петр рассмеялся. — Да все нормально тебе сделали. Я тебе чуть-чуть только помазал. Заживет как на собаке, — он погладил по вновь перевязанной ране пальцами.

Звонок в дверь сменился громким стуком.

— Ну иду, иду, — громко крикнула Дна, даже не попытавшись встать.

Впрочем, все было открыто. Замок был взломан, старенькая, фанерная дверь зияла провалом, проломом, который нужно было чем-то теперь заколачивать и заделывать.

— Вы что это, с открытой дверью сидите? — маленький юркий следователь втиснулся в узкую комнату. — Вы что, так и на ночь останетесь? У вас вся дверь, как труха на помойке.

— А вы на что? — Дна не шевельнулась, хотя узнала следователя. — Поставим вас охранять, вы же за высшую справедливость тут работаете. Вот и служите.

— Служить бы рад, сами знаете, но не дверью же, — рассмеялся Потапенко и огляделся в поисках, куда бы он мог сесть. — Ну, стул что ль дайте высшей справедливости, я к вам на всех парах мчался, а вы…

Петр встал с дивана и пошел на кухню. Стулья были только там.

— Значит, дверью не хотите? А порталом?

Дна просто светилась от счастья.

— Я не пойму, у вас только что машина взорвалась, а вы тут празднуете что ль это?

— Во-первых, она мне не нравилась, во-вторых — ее угнали. В-третьих, вы работаете, или что?

— Скорее, или где…

— Вы нашли тех, кто избил меня здесь?

— А должен был?

— Если не вы, то кто? Или так и будем рассчитывать на господа бога? Или все же будем исполнять свои обязанности?

— Боже мой, вам, девушка, надо моим начальником работать.

— А вам?

— Вот вам стул, можете сесть. — Петр поставил его по-деревенски, в центре комнаты, перед неубранной кроватью. — Садитесь что ль, раз пришли. Хотя лучше бы других сажали.

— Вопрос — зачем пришел? Бандитов не нашел, дверью не хочет быть. Не иначе, сейчас на нас сольет убийство по неосторожности, — пухлые плечи передернулись.