Узлы на простыне - [46]

— Почему ваша машина оказалась…

— Потому что те, кого вы должны были поймать, продолжали орудовать тут, а вы даже не почесались, потому что работать надо, а не языком чесать, потому что теперь они машину мою угнали.

— Угнали! Ах угнали! А не вы ли сами дали им покататься?

— И потом врезала их в фонарный столб и подожгла? Если бы я делала это, я их на нем повесила бы.

— Но кто им дал ключи от машины?

— Может, и избить меня я тоже их попросила? Вы, например, знаете, что я ранена?

— Ну ведь вас выписали уже.

— Да у вас тут бандиты кишат, как блохи у бродячей собаки. На кладбище к бабушке приехала…  и там тоже…  маньяк детей убивает ходит.

— Так, кто-нибудь может мне объяснить, что тут происходит? Эта девушка бредит?

Дна явно не могла придти в себя от увиденного только что. Она морщилась от боли и злости. Чувство справедливости наверное доставляло ей какое-то удовольствие от увиденного только что пожара. Но вряд ли все это было именно то, что она хотела бы сделать с теми, кто отправил ее в больницу.

— Так что же тут произошло? Вы что, раздаете тут на углу феррари? Может, и мне подарите?

— Вы хоть знаете, что ензо разгоняется до 100 км в час за 3 с половиной секунды? До 200 за 9 секунд. Досчитайте до 9? Ну? Осознали? Максимальная скорость 350 км в час.

— Отлично!

— Да, отлично, если ты умеешь, а если не умеешь ездить, то что?

— Так, ну кажется, я начинаю понимать.

— Неплохо для начала.

— А где вы сегодня поранились?

— Я же сказала, на кладбище, маньяк-сериец, убивал детей. Несколько малышей зарезал, пока его коматозница не пришибла.

— Вы вроде на ребенка не похожи, — с сомнением покосился на пухлую и грудастую Дну Потапенко.

— А он так разошелся от безнаказанности, что ему уже было все равно, так же как и этим, дворовым.

— А вы хотите поговорить о крови убиенных младенцев?

— Я же вам говорила, когда вы ко мне в больницу пришли, ищите во дворе. Вы сюда хоть сунулись? Вот они и разошлись, я только появилась, они в мою машину забрались.

— Так, значит вы…  у вас машину угнали сегодня?

— Ну, надо же, не прошло и часа, как его озарило. Все, я больше не могу. Петя! — итальянка поднялась с дивана и пошла на кухню.

— Господин Потапенко, вам не кажется, что если вы не хотите немедленно вернуть даме разбитый феррари, вам лучше уйти?

Александр явно насмехался над следователем. Он стоял напротив него у окна, в черном квадрате белой рамы фигура его казалось гигантской, особенно при сравнении с подростковым телосложением Потапенко.

— Зря вы так. Я делаю все, что могу.

— Ну, чтобы в одном и том же дворе дважды на одни и те же грабли напороться…  Вы что, даже не заходили сюда?

— Но ее же не убили…

— Зато теперь машина убила подростков. Вам не кажется, что безнаказанность, оставленная без внимания в первый раз, привела вот к этому концу?

Почему я заговорила, я не знаю. Усталость валила меня с ног. Усилия, сделанные за день, поездка на кладбище, размахивание палками, страх, пережитый при виде бандита, и потом, и потом… , - все это не только не отстранило меня от мыслей о Мите. Все происходило как бы на фоне, как бы слегка касаясь меня, как будто легкая приправа к основному блюду, начинкой которого было ощущение тоски и невозможности что-то изменить.

— Ну у вас, Сондра, со мной свои счеты.

— Да нет никаких счетов. Я вообще считать разучилась. Никак не могу вспомнить, как надо вычитать…

— Так, ну ладно, ребята, картина мне ясна, вы тут разбирайтесь…  А что за минусы?

— А вы не знаете?

— Тот, кто вас сбил?

— Главное не в этом. Главное — куда делся тот, кто любил меня? Почему я оказалась забытой, никому не нужной…  никому не нужным телом, полумертвым телом…  обезличенным, о котором просто все забыли, забыли даже, как меня зовут. Я стала безликой комой в палате 232, почему мне никто не…  никто не держал меня за руку, не разговаривал. Куда делся…

— Ну…  Остапа понесло…

— Что, дурдомом пахнуло?

Я села на диван, вытянув ноги на середину комнаты.

— Да какое там!

— Пожалуй, мне, правда, лучше уйти.

— А это не ново. Вы хоть что-нибудь выяснили?

— Самоустраняетесь? Решили все свалить на…

Ариадна вернулась в комнату с чашкой чая. Она несла ее в здоровой руке и улыбалась.

— Да не переживай ты так, Сонька.

Она села рядом со мной, вернее не села, а облокотившись на подушку вытянулась на диване, положив одну ногу мне на колени.

— Давайте решим, какую машину будем брать.

— Я не переживаю.

— Я дам тебе один совет, хочешь? — чай выплеснулся из чашки и пролился на диванную подушку, она равнодушно посмотрела на расплывающееся мокрое пятно. Сделала глоток, поморщилась, то ли от боли в руке, то ли от того, что чай был горячий.

— Нужно голову тренировать! Головой об стену, головой об стену…  помогает…  потом ни один ключ не навредит.

— А ключ какой? Который ты в машине оставила?

— Монтировочный, балда! Глядишь, и ценные мысли посетят.

— Вот это точно…  посыпятся из ушей… .

— Нееее, из глаз…

— Экстрим, однако, — Потапенко вдруг встал и вышел в коридор.

— Это у тебя из глаз сыпятся…  а у меня из ушей обычно…  и не спорь!

— Такова Селява, — заключил Петр и уселся рядом со мной, взяв в руки ступни Ариадны. — Искры из ушей…  хм…  мутация, однако.