Узкие врата - [10]
Окно в коридоре – в нем мелькают торопливые дневные люди, как хочется к ним, к чужим, равнодушно разрешающим все – лопать эклеры, отираться на вокзалах, ненавидеть репетиторш… Быстрая зависть ненадолго обволакивала Ингу – Олеську и Фелю выпустили тесные жернова балета, дали им вольную, а Инге теперь не сбежишь, некуда.
Таким образом, любимые товарки, одни из немногих оставшихся в городе после «растасовывания колоды», распрощались с великой участью. Инга осталась в вакууме, в дьявольски искусительных дебатах с любимым, который все тщился так разогнать шар, чтоб посыпались последние кегли уверенности Инги в заданном ей пути.
– Вот ты в своем па-де-катр изображаешь кого?
– Не изображаю… – устало поправляла Инга. – Создаю образ. Марии Тальони.
– Кто она?
– Великая балерина прошлого, – обреченно ответствовала Инга, зная, что спорщица из нее никудышная, а Игорь только и ждет сигнала к нападению.
– Откуда тебе известно, что она великая? Кто докажет?! Съемки в то время не было, остаются только лживые мемуары, так?
– Так.
– А кто поручится за их достоверность? Может, если б мы увидели ее собственными глазами, она бы нам показалась весьма посредственной…
Инга захлебывалась ликбезом. Бубнила про то, что на историю танца, как на любую историю, нельзя смотреть сиюминутными глазами. Про то, что для своего времени Тальони гениальна хотя бы уже потому, что, имея крайне невыгодные данные, умела изобретать выигрышные позы. Но Игорь все равно твердил про нагромождение кромешных условностей, что, собственно, и есть балет. Искусство под слоем пыли… И пошло-поехало – до хрипоты. Из глупого принципа Инга не уступала, хотя понимала, что Игорь растравливает ее, а до их любви к искусству и до балета ему никакого дела, все его воззрения выдуманы только что и в момент будут забыты. Его задача – вскрыть душу и посеять сомнения, но тут Инга некстати оказывалась сильна и что есть сил защищала тяжкую свою долю. Потому как если такое потное и мучительное признать фикцией, то, выходит, жизнь коту под хвост. Нет уж, раз есть жаждущие зрелища, значит, стоит гнуть спину и все остальное в той ячейке, которую определила для тебя судьба.
Однажды она капитулировала, кричала, что больше ей ничего не остается, она ничего не умеет и вся вселенная, помимо маленького островка театра, изъясняется на незнакомом ей языке. Игорь поиграл желваками, обдумывая приговор.
– Но это же рабство получается…
Доведя Ингу до отчаяния, он начинал ее жалеть… и далее по кругу, вот и все плоды Игоревых потуг вылепить из нее утопически полноценную личность, Ницше, свобода и иже с ними. Да какой там Ницше, ей бы для начала ключ в замок нужным ракурсом научиться вставлять! И что ей с этих внушений о том, что личность обречена на одиночество… Она настораживалась в тревожном ступоре: почему это ей нужно одной? Он что, собирается расстаться с ней?! Что же будет в конце концов… Логически можно предположить, что любая история кончается либо свадьбой, либо… не свадьбой. Далее шла метафизика: понять, что наступит день и Игорек исчезнет.
Да и Нелли нет-нет да и ввернет как будто в контексте, кстати: надо уметь смиряться, отпускать… Инга пока не знала, что в то время у Игоря появилась другая девушка, из тех, что входят в кадр засучив рукава, дескать, а вот здесь мы поставим телевизор… Нелли, как потом она сама призналась, брезгливо дала добро. Конечно… клин клином вышибают. С балериной – какой дом, какая семья. А эта, хоть и пень на вид, «что глаза, что зад – выражение одно», по Неллиному уверению, зато пять блюд в обед.
Такие повороты сюжета Инге и не снились. Она физически не могла рассчитывать на банальность, ведь у нее все совсем не как у всех. Но как любила заметить Олеська, «дерьмо, матушка, оно у всех одного цвета». Насчет того, что женщина всегда чует и измену на раз раскусит, – неправда. На подозрения и ревность нужна лишняя энергия. Когда валишься на пол в кровавом поту – не до мелодрамы. Стыдно сказать, ей даже на свидания иной раз было лень ехать. Копила силы по крупинкам. Договорились железно не сводить отношения к обыденному спариванию в общаге. Странствовать – чище и занимательнее. Да, да, горячо соглашалась Инга, какая уж симфония чувств, когда мимо по коридору тапочки шарк-шарк. За свое храброе решение Инга временами получала веселье на антресолях и склизкую глыбу пространства, какой иногда казался город, сквозь который нужно было продираться на встречу с любимым. Мало того, что ноги бастуют, еще и марафет надо сообразить приличный, чтоб ничего не потекло, не размазалось, не забрызгалось. Сизифов труд! В этом городе все течет… и ничего не изменяется!
А если Инга, не дай бог, прийти не может… Сколько сил угрохано на битву самолюбий! Чем дальше, тем сильнее Игорь желал невозможного, только в сказках бывают хрупкие, сильные и послушные, как золотая рыбка. Постепенно Инга смирялась и забывала о мендельсоновой мечте, она уже ждала чего-нибудь просто маленького и приятного. Почему он ей не приносит – как другим приносят! – никаких глянцевых коробочек, перевязанных замысловатым бантом?! Но об этом Инга даже думала украдкой, это претензия ниже пояса. Игорь честен и беден. Он может дарить только астры.
«Все, что получает победитель» — в гибели Марты Брахман, богатой женщины, подозревается Сергей Ярцев, ее муж — типичный жиголо, красивый молодой мужчина. Круг интересов Марты весьма широк, она вращалась в богемно-хипстерской среде, любила эзотерическую чепуху, игры в магию, занималась меценатством и была прирожденным манипулятором — все это затрудняет поиски виновного в ее смерти… «Амнистия» — убийство старухи-процентщицы — прекрасная основа для криминальной драмы в постмодернистском духе. Именно так должен был выглядеть сценарий Игоря в рамках учебного семинара.
Написали вместе с Еленой Стринадкиной. И даже совместный псевдоним придумали. Но ведь это не главное! Главное, что в одном большом-большом доме собирается приятная компания, и вдруг — бац! и вторая смена — на одного гостя меньше. Конечно, его не жалко, ведь это история должна сочетаться с клетчатым пледом и камином, — зато сколько сразу обнаруживается тайных связей и укромных уголков души. Стоит только заподозрить ближнего — и это уже повод для любви.Дарья Симонова, Елена Стринадкина.
Еще недавно Стефания строила планы и с оптимизмом смотрела в будущее. Вот-вот должна была выйти ее книга под названием «Мистические особняки Москвы» с историями, в которых причудливо переплелись человеческие судьбы, истории семей и родов, городские легенды, мистика и эзотерика. Стеша любила истории о призраках, потемки чужих душ, хитросплетения света и бездны человеческих характеров. Внезапно все кончилось. Издание отложили по неясной причине, Стефания потеряла работу, внезапно заболела, и диагноз не сулил ничего хорошего.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Каспар Ярошевский считал, что женитьба так же неизбежна, как служба в армии или медосмотр. Почему же для одних людей связующие узы священны, а для других – тяжкое бремя обязательности? Как же поймать тот ритм, ту мелодию, единственную, свою, дающую мир, спасение, надежду? Как различить ее в клиническом абсурде чужих судеб, рваном грохоте непристойных откровений и скромных аккордах всеобщего приспособленчества?..
С юности Анна мечтала попасть в столицы: именно в Питере или Москве в атмосфере художественной свободы она намеревалась развить творческие способности и найти свое место в литературе… Спустя несколько лет Анна освоилась в писательской среде обеих столиц, стала публиковаться, отстаивая право на собственное художественное видение, не пытаясь завоевать расположение тех, кто полагает себя вершителями современного литературного процесса. Одновременно ей приходится решать и личную, чисто женскую проблему выбора между двумя непохожими, но одинаково не подходящими ей мужчинами.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Эти тайные встречи, касания, поцелуи, слияния не имели никакой истории, никакого развития. Тысячи раз прощупывая каждую мелочь и пробуя ее на вкус, она находила в них только цепь унижений. Словно ожерелье из черного жемчуга, она невидимо носила его на шее. Но никто никогда даже не догадывался об этом.