Узкие врата - [18]

Темные тебя побери, едва не прибавил он, но сдержался. Слово «брат» вырвалось само собой — и это было, увы, не слово fratter. Это чтобы правдоподобнее, сказал себе Фил, внутренне сжимаясь. Чтобы ничего лишнего… просто родственник, и все.

— Не разглашается, — безо всякого выражения повторил полицай и снова обратился к своему кроссворду. На миг Филу показалось, что это вообще не человек. — Позвоните в вышестоящие инстанции, вам объяснят.

— Какие инстанции? Дайте телефон.

— Служебные телефоны разглашению не подлежат.

У Фила начало что-то нехорошо шуметь в ушах. Наверное, кровь прилила к голове. Серый охранник вдруг поднял взгляд — это были совсем другие глаза, уже не подернутые пленкой. Живые… и очень острые, как буравчики.

— Мальчик, ты лезешь не в свое дело. Давай, давай отсюда… А то придется позвонить.

Да обзвонись, крикнул Фил, хоть лопни — тогда я хоть пролезу внутрь… и все вам тут разнесу в клочья!.. Вернее, не совсем так: он едва не крикнул так, но ноги уже сами несли его прочь, быстро, мимо длинной чугунной ограды с прутьями как копья, мимо раздавленного колесами красного голубя — окровавленные перья и слизь, — мимо деревьев, на которых были уже совсем большие, набухшие жизнью почки… Чудовище-людоед из семи букв. Горгона. Какая безнадега. Нет, так с этим не совладать.

Но в глазах, подернутых нефтяной пленкой, он увидел что-то столь нехорошее, что, придя домой, сделал по своей комнате не менее десяти кругов… и принялся обзванивать своих. Вечер, все должны бы сидеть дома. Хотя, конечно, когда мир пошатнулся, всё может оказаться как угодно иначе.

Первым на очереди оказался Хенрик. Один из самых старых друзей — и, пожалуй, из самых надежных. Еще бы, легко быть надежным при росте метр девяносто и размахе плеч, который с трудом пролезает в дверь!..

Белобрысый старина Хенрик взял трубку сразу, будто только и ждал звонка.

— Привет.

— Привет, Фил… Ну как, узнал что-нибудь?

— Не то что бы, — из толстого, непрошибаемо-уверенного голоса собрата по Ордену Годефрей черпнул полную пригоршню спокойствия. Ничего по-настоящему плохого случиться не может!.. Это какое-то дурацкое приключение, его надо пережить — вот и все. Кроме того, мы — сила. Кто на нас?!..

— Не то что бы узнал, скорее, понял. Я туда ходил…

— Туда? — голос в трубке слегка изменился… словно Хенрик повзрослел разом лет на десять. Он и так был старше прочих в ордене, двадцать шесть лет — не шутка, можно и прислушаться, как к старшему…

— Ну да, в ихний «домус». На Старой Площади который… (На этой самой старой площади, раньше называемой Лобной, когда-то рубили голову последнему потомку Халльгера, королю Амальрику… Это сто тридцать пять лет назад, во время Реформации. А старенького, почти выжившего из ума со страху Амальрика к эшафоту доставили на инвалидной коляске… Вот он, истинный символ вырождения монархии — даже на казнь сам идти не может!..)

— Фил, — голос Хенрика был жестким, словно осуждающим. — Ты напрасно туда ходил. Больше не суйся, будь так добр.

Фил, что называется, просто опупел. Подобные чувства он испытывал только однажды — когда серый охранник спросил его насчет имени Папы, упразднившего орден Храма, и про чудовище-людоеда. Он даже не успел быстро среагировать и что-нибудь Хенрику ответить. А тот продолжал, и голос его делался все более уверенным. Обстоятельным…

— Слушай, это дела опасные. С ними не шутят. Я спрашивал у отца, ну, то есть про Рика спрашивал — ты моего отца знаешь, он слов на ветер не бросает, да и знает по долгу службы кое-чего… Он просто позеленел, когда услышал. Тебя, говорит, я через свой труп вытащу, ты мой сын; но всем остальным скажи — пусть сидят и не вякают, а то поминай как звали… Понял ты, Фил? Нам тут ничего не сделать. Надо сидеть и выжидать, оно само как-нибудь образуется.

Фил уже справился с собой и молчал только потому, что у него не было слов. То есть были — но не такие, которые стоит произность юноше из хорошей семьи, студенту колледжа. Единственное, что он смог из себя выдавить, так это — «Хенрик, ты же… ты же сверденкрейцер».

Трубка пыхнула — видно, на том ее конце усмехнулись.

— Дитя мое! Опомнись, не на Луне живешь! Орден меча и креста, да? Кончай играть, разуй глаза — мы серьезно влипли! Сейчас можно только сидеть и не высовываться, а то огребем так, что мало не покажется, сами потопнем и свои семьи потопим!.. Это же все правда. Ты что, не понимаешь? Если такой наивненький, пойди перечитай школьный учебник истории!.. Это ИНКВИЗИЦИЯ, Фил, дубина, с этим не шутят.

— Ты же… обет давал, — тихо выговорил Фил — с такой угрозой в голосе, что не знай Хенрик, как обстоят дела — он бы затрясся от страха. Но в голосе его в ответ прозвучала такая бешеная горечь, что Фил и сам чуть не выронил трубку, будто та налилась свинцом.

— Фил, старик, а ты думаешь — мне легко? Легко убеждать одного своего друга, что другой всего-навсего попал в тюрьму, и выручать его слишком опасно?.. Да если хочешь знать, я два дня себя таким дерьмом чувствовал, что вены хотел порезать!.. Я же с Риком еще со школы… С самого начала.

Фил осторожно дышал в трубку, словно боялся выдать свое присутствие.