Узкие врата - [17]

Этот самый Риков брат давно уже сам оскорблял Филовы чувства просто фактом своего существования — если б не Рик, с таким типом и общаться бы не стоило. Алан воплощал для юного сверденкрецйера все то, чего он терпеть не мог в парнях: почти что девчоночью или детскую сентиментальность, абсолютную неприспособленность к жизни, и при этом — адское самомнение. Подумаешь, едва ли не рыцарем себя считает!.. Вся крестовая слава христианства у него уже в кармане!.. И это при том, что его в ордене едва ли не Делла левой рукой на обе лопатки положит. Сибилла-то уж точно положит, она исправно тренируется со всеми братьями и немногим сильно уступает…

Нет, парни такими быть не должны. По крайней мере, парни старше двенадцати лет. Не должен мужчина, да еще претендующий на то, что он — воин, проявлять открыто свои чувства!.. Не должен чуть что распускать сопли — едва ли не плакать настоящими слезами; позволять себе волноваться так, чтобы это понимали другие… И внешность у этого заморыша была подходящая — глаза как у первоклассницы, волосики светленькие, руки — как палочки… За эти самые светлые, шапочкой постриженные волосы Фил и прозвал Рикова дурацкого братца «цыпленочком». Тот жутко злился — ничего, ему это полезно, пусть поймет, что не все вокруг ему, инфанту несчастному, сплошь заботливые тетушки… Этот парень то ли вовсе не знал никогда горя и неприятностей, то ли и впрямь так его избаловали — непонятно, кто, может, маменька с папенькой — что сидеть на шее у брата казалось ему просто нормой жизни. Фила просто возмущало, как рыцарственный и непогрешимый Рик с этим малюточкой носится — «Позвоню-ка я домой, а то брат волнуется…» Ну и пусть поволнуется, ему полезно!.. «Завтра я приду с братом, ты, Фил, его уж пожалуйста не цепляй…» А что? Взрослый парень, сам бы мог защититься, если б хотел!.. «Нет, я эту десятку тратить не могу. Брату обещал сахару купить…» Ах, бедная деточка умирает без сахарочка? А с друзьями по ордену человеку не на что пива выпить — так это нормально, это не беда… Возмущало Фила даже само слово broter — звучавшее как-то наперекор орденскому обращению. Братьев много, брат — один…

Сказать по правде, Фил зверски ревновал.

Но никто на свете нипочем бы об этом не догадался. Фил был не из тех, кто плачется людям о своих растрепанных чувствах. Нет, были вещи, которых он не говорил даже себе самому.

Но позвольте, ведь у него были объективные причины!..

Например, тогда ночью, когда Фил пришел, вконец загнанный, черный и выжатый, как плод в соковыжималке, к нему домой… Впрочем, об этом по порядку.

Сначала он стал обзванивать своих. Это случилось уже на третий день после исчезновения Рика. На третий, когда стало ясно, что он не вернется.

Фил ведь ходил туда, в ихний DOMUS INQUISITIONIS — узнавать. Там за стеклянной перегородкой сидел меланхоличный страж в серой форме, с оливковой ветвью на шевроне, и, покусывая карандаш, разгадывал кроссворд.

— Здрасьте…

— Пропуск, молодой человек. Или повестку предъявляйте.

— Да я не повестку, — Фил, к стыду своему, почувствовал, как по спине пробежали мурашки. — Я… просто спросить.

Лицо серого человека стало совсем непроницаемым, и Фил заторопился сказать — успеть надо было раньше, чем его отсюда выгонят.

— У меня один знакомый пришел три дня назад к вам по повестке, и… пропал куда-то. Даже не позвонил. Скажите, его могли… э… у вас задержать, или… с ним что-нибудь другое случилось?..

Он говорил — и сам поражался, как глупо звучат его слова. Лицо серого человека — единственным украшением его была короткая щеточка усов — оставалось неизменным, плавало в воздухе, как мутный блин… как квасной гриб. Фил захотел ударить в этот блин кулаком — прямо через стекло… разбивая его к Темным…

— Я, кажется, спросил…

Губы полицейского дрогнули. В глазах, опустившихся сначала на какие-то записи, появился проблеск жизни.

— Молодой человек… Имя Папы, при котором был упразднен еретический Орден Рыцарей Храма. Девять букв, четвертая — «м».

Фил подумал, что ослышался. Его даже шатнуло — вот что называется «ошеломлен»: как будто тебя ударили дубиной по шлему. Клименций, едва не ответили сами собой его губы; наконец он справился с ними и проговорил голосом зверски простуженного:

— Сэр… Я же спросил, как…

— Не знаете? А псевдоним оперной певицы первых лет Реформации, исполнявшей арию Маргариты в опере «Доктор Фауст»?.. Шесть букв всего.

— Сэр… Ответьте на мой вопрос, будьте так добры.

Фил был упрям, как осел. Тверд, как камень. Тошнота и дурнота сменились жаждой убийства; от полицая он теперь хотел либо ответа, либо кр-ровищи, и без того или другого уходить не собирался.

Серый человек моментально потерял к нему всякий интерес. Легкое подобие жизни, взыгравшее было в его глазах, исчезло под толстой пленкой вроде нефтяной.

— Я не отвечаю на служебные вопросы. Деятельность церковной организации не разглашается. Чудовище-людоед из семи букв, вторая — «о». Не знаете?

Полицай, хотел ответить Фил, сам про себя усмехнувшись шутке — но усмешка даже внутри головы вышла недостоверная, кривая.

— Да какая там деятельность!.. Я про… брата хочу узнать!..