Ужель та самая Татьяна? - [6]

И вот Евгений, полон скорбью мировой,

Ходил от этого почти как неживой,

Изведал в жизни всё печальный сибарит:

Премного ездил, чтоб познать, на чём стоит

Сей мир, и наконец решил, что всё – добыча тлена;

Познал лукавых ветрениц измены;

Писал эссе и рисовал картины —

Без вдохновенья, лишь для мусорной корзины;

Курил и пил, играл и вкусно ел —

И наконец весь мир ему осточертел.

В чём жизни смысл, раз смерти всё подвластно? —

В семнадцать лет решил философ наш несчастный.

Сама наука говорит: наш мир умрёт,

И солнце, растекаясь лавой, всё сожжет.

И думал он: я понял в жизни то,

Что ничто – это всё; а всё и есть ничто.

К чему ж тогда стремления?..

И вот

Пред выбором его поставил сплин вселенский:

1) покончить ли с собой;

2) всё лето вместе провести зовёт друг Ленский.

Но, поразмыслив здраво (что случалось с ним порой),

Решительно Евгений выбрал пункт второй.

Ведь Ленский – друг его единственный.

Познакомившись по переписке на форуме, они после этого встретились;

И он понравился Евгению тем, что, как и он сам,

С реальностью на «вы» принципиально;

Живёт метафорически,

Не обращая внимания на бытовые мелочи,

Посягая на трансцендентальное,

Страстно желая любить – и творить,

Лирику с драмою – соединить,

Он всегда на пределе и полон воодушевления —

И, стало быть, полная противоположность Евгения.

И вот в богатой квартире восьмого округа

Наступает жаркий июль. У Евгения сплин…

Повсюду мебель дорогая,

Повсюду бархат голубой,

– И предки недоумевают:

Дитя моё, да что с тобой?

И тут он сообщает им, что сделал важный выбор: нет, им пока что не придётся провожать его в последний путь – лучше пусть проводят его в гости к другу в парижский пригород.

«Пусть воздухом подышит, – думают родители со страхом. —

Всё лучше, чем в фамильный склеп поставить урну с прахом…»

«Я в сумку сунула тебе для развлеченья, —

Maman сказала, – книжечку, мой друг,

Своё о ней потом мне скажешь мненье:

“Учебник политических наук”».

Приехав к Ленскому, Евгений замечает,

Что друг его в одном души не чает,

И имя лишь одно навязчиво преследует его:

Ольга Ольга Ольга Ольга Ольга Ольга Ольга Ольга

И хоть Евгений всякую любовь считает глупой,

Ему такая одержимость девушкой нова:

Но, восхищаясь, он толкует про себя,

Что и до сей любви однажды доберётся

Пылающее солнце, растечётся

И чистую, как свет в окне,

Ее сожжёт с всем прочим наравне.

Как ни крутись, живая круговерть, —

Нет смысла в сущем, впереди лишь смерть.

А значит, в этом тоже нету смысла…

Евгений счастлив: вот и подтвержденье мысли,

Что всё живое мёртвым стать обречено

И, стало быть, бессмысленно оно.

На следующий день Евгений,

Кивая Ленскому в ответ,

Идёт с ним к Ольге – восхвалений

С утра пораньше весь букет

Прослушав заново;

да ладно: всё так пресно —

А это, может быть, и вправду интересно:

Что там за нимфа Ленского с ума

Свела…

А Ленский – как он жаждет

Услышать друга слово!

С каким восторгом хвалит он её,

Красавица, блистательна, чудесна…

(Но так торопится ещё и потому, что уже три дня между ними ничего не было и желание не даёт заснуть.)

Евгения таким не удивишь:

Да в жизни пруд пруди романов этих…

И, надевая тонкие очки

На маску вежливого равнодушья,

В конверсы белые обувшись, он,

Зевая, в сад выходит.

Их там ждут:

В юбке-шортах и босоножках – Ольга,

Татьяна – влипнув в книгу, как обычно.

Почтительный поклон отвесил Ленский.

«О дорогие дамы…» Ольге ручку

Поцеловал, Татьяну чмокнул в щёчку.

Евгений сухо поклонился. «Я в восторге».

Это он-то, который никогда и ни от чего не был в восторге!..

«Мне правда очень приятно», – так сказал он,

Хоть созерцание двух барышень уездных

С худющими голыми ногами,

Потягивающих вяло кока-колу

В садике летнем под жужжанье пчёл,

Под исполинским париком лаванды,

Ничуть его не впечатлило…

Красиво, мило – это правда; но

И это будет солнцем сожжено!

Уединившись в маленькой беседке,

Читает Ленский мадригал соседке

(«Люблю тебя, Ольга, люблю!»),

Евгению же светскости закон

Предписывает развлекать Татьяну.

«Что ты читаешь?» – спрашивает он.

«Принцессу Клевскую».

«Занудней не могла найти», —

Так про себя подумал, вслух сказав другое:

«Я не читал. Расскажешь?»

Евгений придаёт серьёзность взгляду.

Татьяне ж лучшего не надо:

Она, уже прочтя с десяток раз

Печаль незавершённого амура

Принцессы Клевской – герцога Немура,

Готова излагать её хоть час.

(«Да в этой книге, кажется, нет даже ничего неприличного», – ага! – Евгений начинает и сам что-то вспоминать!)

А в общем-то, совсем не скучно слушать было…

Но вот умолкла, и Евгению черёд

Развлечь её. Решил Татьяне

Он рассказать про жизнь свою,

Прикрасив и подробности придумав…

«Сбежал я из Парижа, где мой дядя

Недавно умер…»

«Ужас!» – перебила

сочувственно Татьяна. – «Не расстраивайтесь слишком,

Никто другого от него не ждал.

Ему взбивать подушки – что за радость?

И чаю вечерком ему в постель.

Лапсанг-сушонг – другого он не пьёт,

Лишь этот, с запахом копчёной лососины.

Большой начальник был он – гендиректор

Завода не простого – нефтяного,

Четырнадцать или пятнадцать скважин,

И семьями безжалостно губил

Пингвинов. Что уж говорить о стаях чаек,

О крошечных мальках и о моллюсках!

А уж тюленей, а бельков, Татьяна!

Бельков душил на берегу он лично.

Как сожалеть о том, кто посвятил