Уже пропели петухи - [6]

— Пятерых, — на память отвечал майор, но тотчас же поспешно добавил: — Но не у меня.

— «Не у меня»! — насмешливо повторил Герман. — Вот видите, Мольке? Именно «не у вас». Вы думаете не об общих интересах империи! — Голос его стал жестче, слова громыхали: — У нас! Понимаете? У нас, немцев! А вы относитесь к их числу. Сколько эшелонов взорвали группы Сопротивления?

— Два.

— А где сейчас находится фронт?

— На линии Кошице, Мишкольц, Сольнок, Кечкемет.

— Теперь вы понимаете, о чем идет речь? — почти с отчаянием воскликнул Герман. — Ежедневно сотнями гибнут наши лучшие офицеры… — Он посмотрел в упор на майора, в глазах его сверкнули слезы, но он совладал с собой. — И в их числе мой единственный сын. А тем временем майор Мольке, видите ли, ведет свой очередной «поединок умов» с Ландышем. Сегодня 27 октября. Завтра в полночь вы положите мне на стол полное признание уже арестованного нами Ференца Дербиро и, увы, еще пребывающего на свободе Габора Деака. А в половине первого завтра же вы приведете в исполнение смертный приговор обоим. Так решил господин генерал, и я рад этому его решению.

Подавленный Мольке слушал приказ. Он чувствовал почти физически, как Герман растаптывает пусть занявшую месяцы, но великолепно продуманную и хорошо организованную работу. Нет, он никогда не согласится с таким приказом.

— А если они откажутся признаться? — спросил он.

— Тогда вы, майор Мольке, — решительно сказал полковник, — следующим утром отправитесь на фронт. Так что кончайте играть, Мольке, и выбивайте из этого Деака признание. Поняли?

— Понял, — отвечал Мольке.

— Вот за это мы можем выпить. — Он подошел к столу, поднял рюмку, выпил.

Вскоре полковник Герман уехал.

Мольке сидел и смотрел в пространство перед собой. Завтра в полночь!.. Но разве результатов можно добиваться к каким-то произвольно установленным срокам? Полковник просто задумал погубить его. «Мой единственный сын тоже». Вот в чем суть! Он потерял сына и теперь не может стерпеть, как это майор Мольке пережил войну, уцелел.

Майор так ушел в свои мысли, что не заметил, как в комнату вошел Таубе.

— Можно, я посижу покурю, господин майор? — спросил разрешения лейтенант.

Мольке вскинул голову и утвердительно кивнул. Таубе закурил сигарету и тихо, убежденно сказал:

— Я бы на вашем месте доложил об этом деле в Берлин.

Мольке поднял на него взгляд. Словно не понимая Таубе, он задумчиво наморщил лоб.

— Минуя официальные каналы? Нет, Таубе. Этого я сделать не могу.

Он встал, прошелся по комнате до двери, там постоял несколько мгновений. С напускным интересом он некоторое время разглядывал витиеватую медную ручку, затем повернулся и легкими неторопливыми шагами вернулся к окну. Да, если бы он мог донести в Берлин, минуя официальные каналы! Если бы он мог поговорить один-единственный раз с фюрером. Тот понял бы его. Конечно, он может замучить на пытках этих Дербиро и Деака. А завтра, послезавтра появятся новые дербиро и деаки. Он же, Мольке, хотел бы, чтобы коммунистов не было больше нигде.

— Не терзайтесь, господин майор, — сказал Таубе утешающе. — Все знают, что полковник Герман завидует майору Мольке.

— Нет, Таубе, нет, — оживившись, запротестовал Мольке. — Это не зависть. — Он подошел поближе и, понизив голос до шепота, сказал: — Полковник Герман попросту хочет меня уничтожить. Понимаете? Здесь речь идет о хорошо организованной попытке убить меня. О заранее продуманной попытке. — Он схватил лейтенанта за руку. — Послушайте меня. Полковник Герман очень хорошо знает, что у нас нет доказательств против Деака. Вот Герман и хочет, чтобы я раньше времени арестовал прапорщика, не имея на руках никаких доказательств. Потому что уверен: Деак не даст показаний, а значит, завтра к полуночи я не смогу положить ему на стол признания Деака. Но я, дорогой Таубе, хочу жить. Пытать Дербиро и Деака бесполезно. Им прежде нужно предъявить изобличающие их улики, только тогда они заговорят. И я, если еще и вы мне поможете, завтра к полуночи такие улики буду иметь.

— Можете на меня рассчитывать, господин майор. — Таубе открыто и решительно посмотрел прямо в глаза Мольке. — Я уже прикидывал: что, если назвать Деаку пароль группы?.. Если он действительно член ячейки «Ландыш», он должен на пароль ответить отзывом. А если он никакого пароля не знает, сочтет меня идиотом.

Мольке подошел к столу, наполнил рюмки коньяком.

— А не рискованно это? И не рано ли? — Показав на одну из рюмок, он добавил: — Приглашаю вас, Таубе, выпейте со мной.

— Ультиматум господина полковника истекает завтра в полночь. Теперь нам с вами уже приходится рисковать, господин майор. — Он поднял свою рюмку. — Конечно, эту операцию с паролем надо хорошо подготовить. Обеспечить на всякий случай путь к отступлению.

Их разговор прервал вошедший в этот момент в комнату дежурный из дешифровочной. Таубе, как и полагается денщику, взял со стола пустые рюмки и бутылку и, вытянувшись перед Мольке по струнке, сделал вид, что ждет распоряжений.

— Господин майор! Радиограмма из Москвы, — доложил дежурный, протянув майору запечатанный конверт, затем дал ему расписаться в журнале и безмолвно удалился.