Ужасно роковое проклятье - [21]

Здесь мне пришлось зажать трубку ладонью, потому что я расхохоталась в голос. Кабы мой героический душка знал, что во мне семьдесят пять килограмм весу, то есть меня хватит минимум на полтора хрупких существа! Отсмеявшись, я вновь прислушалась к лившемуся в мое ухо дивному тембру:

— Но если вы чувствуете себя хорошо, почему бы нам не встретиться примерно через час? Я мог бы за вами заехать, если вы не против.

Я, естественно, согласилась. Положив трубку, хрупкое существо бешеной бегемотихой кинулось приводить себя в человекообразный вид. Хорошо, что я недавно подстриглась и еще не успела обрасти. Боже мой, мои ногти! А синяки под глазами! Страх господень, а не женщина!

Через час я выглядела как новенькая, хоть ленточкой перевязывай. Сидя в ожидании звонка, как зачарованная, смотрела в окно на далекие огни реклам и размышляла: что еще принесут мне странные события последних дней? Мчатся с безумной скоростью — ни понять, ни предугадать, ни исправить. На байдарке я никогда не ходила, но, наверное, по ощущению похоже — несет лодочку безумная река, только берега мелькают. Некогда смотреть, незачем раздумывать — куда летишь, кто там машет с берега — все равно шальной поток утащит дальше, в неизвестность. Вот и я не думаю — не гадаю: кто этот пылкий красавец, пришелец из таинственной дали, спасший сегодня мою жизнь и получивший право на признательность и, что греха таить, любовь?

Я еще никогда в жизни не влюблялась безоглядно. Нравиться — нравились, но не более того. Полудетские флирты, романтические девичьи фантазии, от них сегодня и следа не осталось — так, легкие, как дымок, воспоминания, смутные и изменчивые. Но Франческо… Хоть я и понимаю: мы друг другу не подходим, и возможен между нами короткий необременительный роман, после которого и писем писать не стоит. Наверное, через пару месяцев после возвращения на солнечную родину, или после моего отъезда из Италии, Кавальери забудет о русской по имени Сонья Крапьюнови. В памяти останется что-то приятное, немного экзотическое. "Славянки такие пылкие, чувствительные, нежные, немного печальные. О да, синьоры, я знаю, о чем говорю. Однажды… впрочем, это личное". Мне стало грустно. Вечно со мной так: не успеет лето начаться, я уже ощущаю его быстротечность, ранняя осень вовсю дарит тепло, а мне кажется, что ветер по-зимнему колюч и холоден. Ну не вышло из меня оптимистки, такая уж я уродилась!

В дверь позвонили. Я сорвалась с места, наступила Прудону на хвост, он заорал нечеловеческим голосом (а каким еще голосом может орать кот?) и пулей выскочил в коридор. Я, внутренне содрогаясь, открыла. На пороге стоял Франческо с букетом роз. Удивительных роз, чудесного бледно-золотистого цвета. Я люблю розы, и всей их необыкновенной гамме предпочитаю желтый. Знаю, что желтый цвет — символ измены, но мне наплевать. Тем более, Франческо не может быть изменщиком: ведь между нами, собственно, ничего еще не произошло.

— Я не опоздал? — спросил он, явно волнуясь, и протянул мне букет.

— Нет-нет! — откуда в моем, вполне обыкновенном, голосе, который мне знаком с раннего детства, появились доселе неведомые роковые интонации? — Вы легко меня нашли?

— Да, я привык ориентироваться в незнакомых городах.

— Вы много путешествуете? — я ставила цветы в вазу, позвоночником чувствуя взгляд Франческо.

И наш разговор, и наши действия напоминали какую-то не раз прочитанную книгу. Похоже, что для современной женщины казаться неординарной, несколько извращенной и слегка пугающей — верный способ понравиться современному мужчине. Только мне совсем не хотелось изображать героиню "Основного инстинкта": вести бой одновременно и за мужчину, и против него — так, чтобы бедный Франческо чувствовал себя рядом со мной, словно под контрастным душем, да к тому же еще и посреди съемочной площадки. Я лучше наберусь мужества и побуду самой собой. Пусть настоящая Сонья Крапьюнови не слишком цивилизованна, вероятно, несколько инфантильна, и много повидавший итальянец непременно решит, что я по-детски доверчива, а заодно по-детски же обидчива и мнительна. Что поделать, это я, а не персонаж сериала. Ну, а если реальная Соня Хряпунова ему не понравится, то все окончится, не начавшись. Полная решимости быть естественной, а не придуманной, я обернулась и замерла от увиденной сцены. Франческо держал в охапке моего кота, сунув свое лицо во взъерошенную шерсть Прудона. Толстое тельце моего питомца безвольно висело в сильных руках Кавальери. На морде его было написано: "Хозяйка! Ты кого в дом пустила? Он же ненормальный!" И, кажется, он прав.

Глава 4. Пир во время чумы

Я и мой верный друг, тоже большой любитель логических игр, Данила Изотов, сидели у меня дома, погруженные в глубокие размышления. Я позвонил приятелю с утра пораньше и попросил приехать: мол, дело есть. А по прибытии рассказал Даньке волнующую историю о двух обысках и двух покушениях на небогатую, не занимающуюся шпионажем, а также не принадлежащую к мафиозным группировкам и востроглазым бульварным репортерам девицу. Странность происходящего усугублялась тем, что Соня не отвечала ни на телефонные звонки, ни на стук в дверь, и на работе птичий голосок секретарши отрезал: "Ее сегодня не будет!", после чего раздались гудки. А ведь еще накануне мы с Сонькой расстались, живые-здоровые, и Софья пошла спать, сославшись на усталость.