«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе - [46]

Помощники шейха выкатили из частных помещений в конце здания старомодную инвалидную коляску из дерева и свезли шейха вниз по веранде к общественной приемной. Поскольку бóльшую часть жизни шейх страдал от нейродегенеративного расстройства, с места на место его приходилось переносить на руках. Сидеть на ковре в приемной, даже опершись на подушки, стоило ему большого труда, и еще трудней было совершать ритуальные поклоны, какие делают мусульмане во время молитвы, раскачиваясь и шепча священные фразы. После молитвы он произнес короткую проповедь, а когда все начали расходиться, ответил на мои вопросы, которые перевел ему один из помощников, о необходимости исламской борьбы в текущий исторический момент.

«Идет война», – объяснил шейх. Совершенно как и Рантиси в беседе со мной несколько лет спустя, Ясин заявил, что борьба с израильскими властями – лишь отражение более масштабного, но скрытого от глаз конфликта[190]. На мой вопрос, почему это дело нельзя было отдать на откуп светскому палестинскому движению, шейх ответил весьма осторожно. Не критикуя Арафата напрямую, он сказал, что секулярное освободительное движение Палестины движется совсем не туда, куда нужно, потому что «в исламе нет понятия светского государства»[191].

Именно такой была позиция палестинских «Братьев-мусульман», к которым долгое время принадлежал шейх и которые имели тесные связи с одноименным объединением в Египте. В качестве движения ХАМАС зародился в конце 1980‐х, когда организованная городская стратегия ООП начала «провисать» и беднейшие деревенские слои палестинского общества начали новую борьбу – «интифаду», которую поддерживал как раз ХАМАС. Само это слово означает «пыл» или «рвение», но это также и акроним официального арабского названия группы – Harakat al-Muqawama al-Islamiya, «Исламское движение сопротивления». Публично этот термин впервые был употреблен в коммюнике, разосланном в середине февраля 1988 года[192].

Шейх Ясин и доктор Рантиси участвовали в нем с самого начала. Оба – а следовательно, и движение в целом – имели связи с «Братьями-мусульманами», к которым Рантиси принадлежал в бытность свою студентом-медиком в Александрии, что на севере Египта. Одно из первых коммюнике движения определяло его как «могучую длань „Ассоциации Братьев-мусульман“»[193]. Именно поэтому, быть может, Рантиси гневно отверг всякое сходство ХАМАС с египетским экстремистским движением «Аль-Гамаа аль-исламийя» во главе с шейхом Омаром Абдель Рахманом, осужденным по обвинению в заговоре в связи с подрывом Всемирного торгового центра. «Мы – не „Аль-Гамаа аль-исламийя“, – заявил мне Рантиси, – мы – как „Братья-мусульмане“. У нас есть легитимность»[194].

Как видно из этого комментария, Рантиси был в курсе той критики, что ХАМАС представляет лишь малую часть настроений среди палестинских мусульман, и притом самую маргинальную и радикальную. Сразу же после своего зарождения, подчеркнул он, ХАМАС заручился поддержкой духовных авторитетов – к ним относились шейх Абд аль-Азиз Одех, шейх Асад Байуд аль-Тамими – хевронец, проповедник в мечети Аль-Акса в Иерусалиме – и шейх Ахмед Ясин из Газы[195]. Шейх Ясин, по всеобщему мнению, «харизматичный и влиятельный лидер», управлял Исламским собранием, повязанным почти что с каждой мечетью в Газе. Как отметил Рантиси, религиозная легитимность добровольного мученичества происходит от фетвы – постановления, изданного муфтием эмиратов Залива.

В 1990‐е годы ХАМАС начал разрастаться и, хотя его сердце по-прежнему составляли разрозненные кадры на местах, разработал не лишенную изящества организационную структуру, в основе которой было деление на два крыла – политическое и военное. Это последнее включало в себя отдельную структуру для работы с подпольными ячейками. Они вербовали и обучали молодых людей, которым предстояло осуществлять «операции добровольного мученичества», как назвал их Рантиси. В палестинском сообществе в целом люди из этих ячеек были известны редко, так что их участие могло стать шоком даже для их семей, поскольку выяснялось лишь после завершения миссии – то есть их смерти.

На видеозаписи из собрания Оливер и Штайнберга, запечатлевшей погребальные церемонии в честь этих юных «добровольных мучеников», видно, как в толпу заныривают несколько молодых людей в масках и с оружием. Та взрывается криками одобрения: это «живые мученики», которые уже подписались на смертельную миссию и ждут сигнала. В некоторых случаях юношей вербуют на роль смертников всегда за несколько дней до теракта, так что в их послужном списке нет ни связей с ХАМАС, ни военного обучения. Взрыв на людном перекрестке в деловом районе Тель-Авива в 1995‐м совершил, к примеру, девятнадцатилетний студент с рюкзаком, набитым взрывчаткой. С тех пор как этого застенчивого и учтивого юношу завербовал сторонник ХАМАС, которому требовался доброволец для операции, прошло всего лишь три дня. По словам хамасовского организатора и вербовщика, у которого взяли интервью для передачи канала CBS под названием «60 Minutes», подходящий человек нашелся буквально у него под рукой: это был его живший по соседству двоюродный брат