«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе - [36]

Предпосылки для почти что полного фиаско «Аль-Каиды в Ираке» сложились в 2007‐м, когда военные радикально переменили свою стратегию после возвращения в регион генерала США Дэвида Петреуса. Вместо того чтобы занять провинцию Анбар и удерживать ее под контролем, Петреус увел войска с окраин и передислоцировал их к свежему контингенту в Багдад (объявленная президентом так называемая «подпитка»), чтобы обеспечить мир и безопасность в столице. Источник напряжения в Анваре, таким образом, был устранен – и, что еще важнее, связанные с лидерами местных племен ополчения получили возможность обратиться против «Аль-Каиды в Ираке» и восстановить в регионе власть традиционных племенных и религиозных вождей. Эта операция получила название «Пробуждение».

До тех пор, пока США оставались в Ираке и гарантировали поддержку суннитским племенным лидерам и ополчениям в Анваре, эта тактика работала. Когда же в 2011‐м американские военные ушли, исполняя свою часть соглашения, которое заключили Буш и премьер-министр Ирака Нури аль-Малики, вся ответственность за поддержку суннитских племенных вождей легла на плечи этого последнего и его про-шиитского правительства. В 2004 году в Багдаде мне довелось беседовать с Аль-Малики еще в бытность его рядовым функционером шиитской партии «Дава»: тот уверял меня, что в новом демократическом Ираке сунниты и шииты смогут жить в атмосфере взаимного уважения[149]. Однако – увы! – когда аль-Малики пришел к власти, его действия едва ли соответствовали его тогдашним словам. Так, он вышел из диалога с арабскими лидерами суннитов, предпочитая опираться исключительно на собственных шиитских сторонников и пользуясь для их умасливания государственными чинами и средствами. И вновь арабы-сунниты ощутили себя бесправными маргиналами и пустились на поиски силы, которая протянет им руку помощи и примет в свои объятья.

И вот тут на сцену снова выходят аль-Багдади и его «Исламское государство». Благодаря начавшимся в близлежащей Сирии в 2011 году волнениям у него практически под рукой нашлась база, в то время как его приспешники внедрялись в ряды повстанцев и сколачивали свою собственную армию джихадистов, так что в итоге у них под контролем оказались обширные части восточной Сирии, где большинство составляли арабы-сунниты. Их основными соперниками в раздираемой войной стране стало другое связанное с «Аль-Каидой» движение – «Фронт ан-Нусра», и глава «Аль-Каиды» аз-Завахири призывал аль-Багдади с ними сотрудничать. Однако же аль-Багдади вознамерился гнуть свою линию: он отверг «ан-Нусру», отказался от самого названия «Аль-Каида» и провозгласил создание «Исламского государства Ирака и Леванта» (то есть «большой Сирии»). В 2014 году, укрепившись на границе Сирии с Ираком, движение сменило имя просто на «Исламское государство». Из восточной Сирии, где его позиции были особенно сильными, оно молниеносно распространилось в суннитские части западного Ирака и даже захватило второй по величине город страны – Мосул, – опустошив его богатства и запасы оружия.

Поскольку «Исламское государство» – все по-прежнему звали его ИГИЛ – целенаправленно сеяло ужас среди врагов и собственного населения с помощью экстремального насилия, не будет ошибкой назвать его режим террористическим. Варварским обезглавливаниям западных журналистов и сотрудников различных гуманитарных организаций, видео с которыми выкладывались в интернет, сопутствовали десятки, если не сотни, таких же казней непокорных суннитов, отказавшихся повиноваться их требованиям, тех, кто осмеливался заявить о своей принадлежности к христианам, езидам или другим меньшинствам, или просто современных людей, одевавшихся на западный манер. Террор для ИГИЛ был средством управления.

Несмотря на то что речь, очевидно, шла о мощном политическом движении с религиозным названием, его подлинно религиозный характер вызывал сомнения. Считая их неподобающими для мусульман, против взглядов и действий ИГИЛ поднялись мусульмане по всему миру, поскольку Ияд бен Амин Мадани, генсек Организации исламского сотрудничества, представляющей пятьдесят семь стран и 1,4 миллиарда верующих, заявил, что ИГИЛ «не имеет ничего общего с исламом и его принципами»[150]. Или, в рамках международной конференции исламского духовенства в Индии, семьдесят тысяч мусульманских клириков выпустили фетву против ИГИЛ[151]. Точно так же их осудили ведущие представители исламского духовенства в Египте, Турции и по всему миру.

И все-таки лидеры ИГИЛ обосновывают свои действия авторитетом Корана, законы – строгими правилами шариата, а планы на будущее – исламской апокалиптической и пророческой традицией, обещая при этом своим приспешникам вечную жизнь и спасение. В статье для New Republic Грейм Вуд описал базу сторонников ИГИЛ как замысловатую комбинацию из трех групп – психопатов, верующих и прагматиков[152]. Основной источник прагматиков – суннитские регионы Сирии и Ирака, где люди чувствовали себя бесправными при шиитских режимах Башара Асада в Дамаске и Нури аль-Малики в Багдаде. Что касается психопатов и верующих, это очень часто иностранцы, в том числе исламская молодежь из Великобритании, США и других западных стран. Именно таков жестокий палач, «засветившийся» на нескольких ютьюб-видео с обезглавливаниями западных журналистов и гуманитарных работников: как считают власти, это двадцатитрехлетний бывший рэпер из Западного Лондона, в итоге погибший в результате авиаудара сил США по Ракке в 2015 году. Подобных юных добровольцев ИГИЛ использовал по большей части как пушечное мясо, отдавая им на откуп экстремальные акты насилия и превращая в «живые бомбы». Молодых женщин ИГИЛ делает секс-рабынями, обслуживающими их войска. Поскольку в том, что должно было стать их «победоносной и славной битвой», юнцы обычно выживают недолго, а женщины сбегают, движение вечно нуждается в новых добровольцах, набирая их с помощью продуманных видео в интернете и через контакты в социальных сетях.