«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе - [24]
Римско-католическая церковь могла бы больше поддерживать то, что он и другие последователи «Шинн Фейн» считали движением в поддержку католической культуры и ирландского национализма, с горечью отметил Хартли. В ряде случаев церковь, по его мнению, пыталась вмешиваться в сферу влияния партии: например, она получала от британского правительства деньги на социальную работу в общине – а эту роль обычно брала на себя «Шинн Фейн». Церковь выступала проводником идеологии и политической организации, которая в некоторых отношениях соперничала с республиканизмом.
Я спросил Хартли, не верно ли также обратное: разве «Шинн Фейн» не заменила в некоторых отношениях «официальную» католическую церковь, выступая от лица сообщества и задавая для людей моральную планку? В конечном счете, как видел ситуацию я, «Шинн Фейн» открыл множество социальных центров, в которых люди могли получить утешение и поддержку в трудные времена, – а ведь этим всегда занималась церковь. Хартли ответил, что это центры занимаются прежде всего социально-политическими вопросами, а не личными или духовными, однако все же признал, что в некоторых отношениях партия взяла на себя роль нравственного ориентира, от которой, по его мнению, отказалась церковь. Любопытным образом партия «Шинн Фейн» стала первым религиозным сообществом нового типа, который можно обозначить как «ирландское политическое католичество».
Хотя «Шинн Фейн» не всегда легко было уживаться с католической иерархией, она выступила в авангарде возрождения североирландского католичества – или по меньшей мере «католической культуры» в понимании Хартли. Возрождению протестантской культуры и мысли в его сообществе – и даже более прямо – способствовали также политические и религиозные инициативы Иана Пейсли. И со стороны ирландцев, и со стороны протестантов насилие было тесно связано с новым местом религии в общественной жизни Северной Ирландии. В этом плане различия между христианскими активистами по обе стороны местной Смуты едва ли были очень заметными. Вместе с тем их роли были чрезвычайно схожими с той, какую играли их политически активные единоверцы за океаном – кровожадные ополчения и антиабортные движения в США.
3. Поруганный Сион
11 августа 2015 года молодой израильский активист Меир Эттингер обвинил государство Израиль в «предательстве сионизма». В своем блоге он написал, что президент Реувен Ривлин пляшет под дудку палестинских арабов, и подверг жесткой критике ту идею, будто «еврейское государство может быть двухнациональным и остаться при этом еврейским»[92]. Общий посыл заключался в том, что всю территорию библейского Израиля, в том числе Западный берег, необходимо освободить от мусульман-арабов с христианами и провести там этнические чистки, чтобы эти земли соответствовали религиозному идеалу еврейского государства. Сам Эттингер в это время как раз был арестован израильскими правоохранительными органами и находился под стражей. Хотя израильские власти и не обнародовали причин его задержания, многие СМИ были уверены, что его обвиняют не только в разжигании ненависти в блоге, но также и в организации ужасного теракта в городе Дума, где за пару недель до публикации записи подожгли дом палестинской семьи.
Было 31 июля 2015 года, от двух до четырех часов ночи. Семья Саада Давабшеха проснулась от звука разбитого стекла и вспышки коктейля Молотова, брошенного им в окно. Дом был маленький, и пламя охватило его мгновенно.
«Нас разбудил шум», – рассказал мне дядя Саада, Зохаир Давабшех, когда я заглянул в поселок несколько месяцев спустя[93]. Вместе с другими родственниками, жившими поблизости от семейного участка Давабшехов на окраине городка, он выбежал на улицу и пытался помочь родителям – те отчаянно боролись за детей. Мать, Рихам Давабшех, вместо младшего полуторагодовалого сына схватившая одеяло, в которое, как она думала, он был запеленут, высадила дверь, и огонь перекинулся на нее саму; ребенок, увы, остался в горящем здании и погиб. Отцу удалось спасти четырехлетнего Ахмета, хотя оба они также обгорели. Муж, обгоревший на 80 % площади тела, скончался неделю спустя; его супруга, на 90 % покрытая ожогами 3‐й степени, дотянула до сентября, после чего травмы взяли свое. Четырехлетний Ахмет тоже сильно пострадал, но боролся за жизнь. Правда, когда много месяцев спустя я вернулся в этот район, его родственники сказали мне, что мальчик все еще выздоравливает.
«Конфуцианство тем отлично от других религий, даже от восточных, что те, в сравнении с ним, все же имеют некоторое сходство с западными, так что невольно рождается вопрос: религия ли это?Этот вопрос мы лучше всего решим из рассмотрения происхождения конфуцианства, или, лучше сказать, всякий может решить по-своему, потому что у всякого может быть свое понятие о религии…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга – головокружительная попытка осмысления древнего наследия буддизма с точки зрения современного человека западной культуры: что может дать буддизм обычным людям, как воплотить буддийские принципы в своей жизни, чему учил реальный Будда. Стивен Бэчелор прошел 37-летний путь постижения буддизма – от монаха, учившегося теории и практике буддизма у лучших тибетских учителей, до мирянина-писателя и преподавателя, ведущего медитативных групп. Русское издание этой знаменитой книги иллюстрировано рисунками известного буддийского художника Ричарда Бира.
Соборное устроение реальности — неразрывная связь равновеликих начал соборности, личности и свободы. В силу своей экклезиологической природы, соборность — лишь ориентир, а не норматив для социальных моделей, но это может быть ценный и корректирующий ориентир. Сегодня, с кризисом и уходом классической метафизики, с отбрасыванием идеологии радикального секуляризма, западная мысль ищет нового понимания личности и новых оснований для политической философии, пытается заново завязать диалог с религиозным сознанием.
В этой статье анализируется один из самых значительных элементов антропологии растафарианства — dreadlocks. Эта причёска важна для всех растафари. В этом исследовании были проанализированы отношение растафари к dreadlocks и их символика. Опираясь на полевой материал, представленный в работах западных исследователей (Gerald Hausman, Barry Chevannes, Noel Leo Erskine, Ras Steven, Werner Zips), интервью и биографии растафари, мы можем сказать, что dreadlocks — символ веры и спасения. Эта причёска утверждает новую судьбу человека — растафарианскую судьбу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга современного британского исследователя Грэма Харви предлагает принципиально новый взгляд на религиозность и на то, как ее следует изучать. Религия здесь не ограничивается высокой теологией, привычными институциональными рамками и понятиями западноевропейской интеллектуальной культуры – она включена в поток реальной жизни реальных людей и потому рассматривается как одно из измерений повседневности. Каким образом религия связана с приготовлением пищи и правилами совместных трапез? Как регулирует сексуальные отношения и само представление о телесности? Как определяет взаимодействие с чужаками и незнакомцами? Отвечая на эти и другие вопросы, автор предлагает не только новую концепцию религиозности, но также новое видение науки и природы человека.
Что такое «традиционный ислам» в современной России? По мнению авторов коллективной монографии, это понятие – искусственный конструкт, которым пользуется государство для обозначения постсоветской модели государственно-конфессиональных отношений. Один из ее главных признаков – демонстрация лояльности религиозных организаций и верующих политическому режиму в стране. Те же, кто выступает с критикой государства, могут быть отнесены властями и официальными религиозными институтами к представителям так называемого «нетрадиционного ислама».
Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году.
Иисус из Назарета – центральная фигура не только для религиозной истории, но и для всей европейской культуры. Но лишь начиная с первой половины XVIII века в гуманитарной науке появился исследовательский интерес к реконструкции исторической судьбы этой легендарной личности. За 250 лет своего существования междисциплинарный проект, получивший название «Поиск исторического Иисуса», привлек множество авторитетных ученых, предлагавших свои методологические наработки и концепции для решения его основной задачи.