Ужас Иннсвича - [16]

Жгут опоясывал её предплечье, расширяя вены на вершине локтя, и в одну из этих вен она вводила что-то через пипетку, снабжённую полой иглой. Дьявольский человек заставил её тоже пристраститься, чтобы поддерживать свою эксплуатацию над ней…

Хоть Зейлен и рылся вне поля моего зрения, зато я прекрасно его слышал.

— Ты слишком часто вмазываешься, — сказал он девушке. — Это вредит ребёнку. Помнишь, что случилось с Соней?

— Я ничего не могу поделать с собой! — проскулила она.

— Если ребёнок выйдет мертвым, у тебя будут неприятности…

Я даже не хотел догадываться, что он имел в виду под этим заявлением. Скорее всего, они планировали продать ребёнка какой-нибудь бесплодной семье.

Происходящее явно выбило меня из колеи. Я надеялся, что происходящее послужит мне уроком.

Вновь появившись, Зейлен закрыл за собой дверь, неся ещё одну папку.

— У меня осталось только пять фотографий, мистер Морли, продам их за сто долларов. Будешь брать их по такой цене? Если нет, то проваливай!

— Я не буду упрашивать вас, мистер Зейлен. — Однако этого и стоило ожидать. Теперь, когда он узнал о моём пристрастии, он будет пытаться разными путями выманить у меня больше денег. — Я сказал, пять за штуку, значит — пять за штуку, и это только в том случае, если это именно то, что я ищу.

— Если они тебе понравятся, заплати мне столько, сколько посчитаешь нужным.

— Справедливо, — сказал я и открыл папку.

Первая фотография обдала меня холодным ветром: панорама города и моря, над которым виднелись провисшие крыши, полуразрушенные фронтоны и бездымные дымовые трубы. Ближе к морю возвышалась тройка высоких шпилей, у двух из которых отсутствовали циферблаты. Боже мой, — подумал я. — Это почти прямо из текста: первый взгляд Роберта Олмстеда на Иннсмут из окна автобуса Джо Сарджента. На втором снимке были разрушенная набережная, полуразрушенные причалы, рыбацкие лодки с разбитыми корпусами и горы разломанных ловушек для омаров. Ряд угрюмых фабрик и перерабатывающих заводов, давно заброшенных, возвышающихся на этой сцене ветхости, но опять же, это было прямое мрачное яркое описание Лавкрафта из книги. На третьем снимке было каменное здание с низкой крышей, окружённое дорическими колоннами, внешние стены которого выглядели выветренными. Две большие двойные стрельчатые двери были открыты, демонстрируя темную бездну.

— Это старый масонский собор, — сообщил Зейлен.

И затем меня осенило: Ну конечно! Именно это здание Лавкрафт использовал для эзотерического Ордена Дагона, где его жрецы совершали богослужения. Они носили яркие одежды и золотые диадемы.

— Последняя, — сказал он.

Но следующая фотография — четвёртая, — подумал я, — а ведь он сказал, что их пять? — Тем не менее, я посмотрел на неё и был ошеломлён увиденным жутким закатом над бухтой. Эффект заставил воду выглядеть расплавленной. За обветшалыми причалами и покосившимися заколоченными лачугами, крыши которых, казалось, вот-вот обрушатся, открывался вид на освещенный солнцем канал и на то, что едва заметно виднелось в миле или около того за ним: неровная черная линия прямо над поверхностью воды. Мертвый Маяк, казалось, смотрел на север.

— Риф Дьявола Лавкрафта, — понял я с первого взгляда.

— Хмммм. В нём нет ничего дьявольского, — сказал Зейлен, — это даже не риф. Это просто песчаная отмель. Ну как фотографии? Хорошие, не правда ли?

— Да, — признался я. — Очень жаль, что вы променяли свой талант на то, чем сейчас занимаетесь.

Я всё ещё чувствовал себя потрясённым от воздействия фотографий — правды, которую они сохранили в своих изображениях города так давно.

— Когда они были сделаны, мистер Зейлен?

— Летом 1928 года, в июле. Я сделал их только потому, что Лавкрафт попросил. Я сделал их бесплатно, потому что подумал, может быть, он порекомендует меня каким-нибудь журналам, для которых он писал. Но он так этого и не сделал, дешевый ублюдок.

Теперь, зная это, они были для меня бесценны. Они стоили значительно больше пяти долларов за штуку. Но, меня оскорбила эта попытка вымогательства.

— Я дам вам пятьдесят долларов за все, но не сто.

— Сто, — твёрдо сказал он. Затем на его лице снова появилась улыбка. — Но ты ещё не видел последнюю фотографию, мистер Морли.

— Да, вот именно.

Я опустил глаза на последний фотоснимок.

Я смотрел вниз, не моргая, несколько минут. Потом я закрыл папку, поднялся и дал Зейлену сто долларов.

— До свиданья, мистер Зейлен.

— Значит, завтра в четыре?

— Будьте уверены, я буду здесь.

— Не забудь, ещё сотня за Лавкрафта.

— Девяносто пять, — и я направился к выходу. — И пожалуйста, не разочаруйте меня, мистер Зейлен.

Он засмеялся:

— Я могу это сделать только в том случае, если сегодня вечером сковырнусь от передоза от наркотиков, которые куплю на деньги, которые ты мне только что дал. Главная причина смерти наркоманов, знаешь ли.

— Если вы собираетесь умереть от передозировки, мистер Зейлен, пожалуйста, не делайте этого до завтра, — моя рука нащупала грязную дверную ручку. — Но послезавтра, как вам будет угодно.

— Обязательно!

Я вышел из зловонной, пахнущей химикатами комнаты, почувствовав себя намного лучше, почувствовав себя желанным гостем в слишком теплом свете дня Убогая квартира Зейлена была такой же тёмной, как и его сердце.