Уж замуж невтерпеж - [128]
— Эредет, мы в этом трактире остановимся, — оклик Эфиана оторвал меня от печальных мыслей.
Я огляделась по сторонам. Вот имею сильное подозрение, что во всей деревне только один трактир, потому как людей в нем было немало. Праздник?
— Вы идите, я сейчас: мне еще к портному надо.
— А зачем тебе к портному? — не вовремя проявила любопытство Благочестивая.
— В старой куртке холодно, надеюсь у него потеплее найти, — говорю почти правду, ведь в старой куртке действительно холодновато, потому как часть ее порвана.
— А-а, — недовольно протянула Сирин.
Мда, похоже, кто-то надеялся обзавестись нарядами, а я так легко разрушила эти планы.
Лавка портного нашлась далеко не сразу: раза три пришлось по улицам проехаться. А точнее пройтись: ну зачем мне таскать за собой Зорьку, если верхом по кривобоким улочкам не проедешь, в трактире же ее и накормить к моему возвращению успеют. Неказистый домик, дверь со скрипящими петлями. Зачем в деревне портной, если в каждом доме мастерица отыщется? На мое счастье портной все же был.
— Чего изволите? Ткань какую найти желаете? — старичок с хитрыми глазами застыл в ожидании за небольшим прилавком.
Угум, портной. Перешедший на торговлю тканями.
— А у вас готовых курток нет? — выпалила первое, что пришло в голову.
— Ну… — портной оценивающе посмотрел на меня. — Вообще-то есть… И только одна, между прочим.
Мне и одной хватит. Пока.
— Беру!
— Но вы даже не спросили цену! Я уж не говорю о размере! — всплеснул руками старичок.
— Размер? Не важно, лишь бы налезла. Цена? Так ведь надобность большая, — пожимаю плечами в ответ.
— Надобность, говорите. А что за надобность?
У! Тут, видимо, у всех такая манера разговаривать, а не только травник загадошный попался.
— Старая куртка порвалась, — честно сознаюсь, но показывать степень порванного не собираюсь.
Старичок еще раз внимательно оглядел меня и с тихим вздохом полез куда-то под прилавок. Чем-то там пошебуршал, повздыхал и вытащил нечто большое, черное и, естественно, мятое. Да-да, именно так все и было: сперва появилась куртка, потом уже сам портной.
— Ну-ка, примерьте, — старичок протянул мне творение портняжного искусства.
Пришлось плащ с курткой снимать. По счастью старичок не стал комментировать мой внешний вид, только брови взлетели вверх, решив покинуть привычное место.
— Мда, великовата, — вынес вердикт портной, едва я надела куртку.
— Великовата, — соглашаюсь, потому как правда.
Рукава висят до колен, широкий ворот раза три можно вокруг шеи обернуть, да и сама куртка, словно на вешалке, висит.
— Так, снимайте, сейчас подправим! — засуетился старичок, бодренько выскакивая из-за прилавка.
Я и глазом моргнуть не успела, как куртка была с меня снята.
— Сейчас, сейчас, тут зашьем, тут подошьем… — бормотал себе под нос старичок, радостно принимаясь за дело.
Почему радостно? Большинству для счастья немного надо — быть нужным, а сейчас помощь старика-портного мне нужна, вот он и радостен.
Полуденное солнышко робко выглядывает из-за туч, напоминая, что зима еще не наступила, и теплые деньки могут ненадолго вернуться. Солнечные блики играют на дубовом венке, повторяя причудливую вязь. Не верится, что чьи-то руки сотворили такое чудо. Хотя без магии точно здесь не обошлось.
Эх, и почему кольцо до сих пор на пальце держится? Ну, я по понятным причинам изменить не могу: мне и раньше о замужестве и прочих близлежащих вещах думать не хотелось, теперь подавно — вдруг в какие неприятности попаду. А тут еще и любовь, словно хворь давешняя, в сердце обретается: вроде кажется все, излечилась, но стоит подуть ветерку, даже сквозняк почувствовать, и она уже тут как тут.
Но почему Фларимон верность хранит, мне непонятно.
— Занятное колечко, — едва ли не над ухом раздался голос старика-портного.
Ума не приложу, как я не подпрыгнула от испуга. Впрочем, так же как и не услышала его — засмотрелась на кольцо.
— Оно мое, — резко отвечаю — будто кто сомневается в его принадлежности, — вновь пряча дубовый венок под печаткой папа.
— Кто ж спорит, — пожал плечами старичок, протягивая мне куртку.
Теперь она на мне не болтается, хотя свободна в рукавах, плечах и на талии. Но это к лучшему: не надо переживать, что не так повернусь, и швы сразу лопнут.
— А вот молодой человек не прятал кольца, наоборот, с гордостью всем показывал, особенно некоторым настырным девицам, — ровным тоном продолжил разговор портной.
— Какой молодой человек? — не успев подумать, ляпнула и выдала себя с головой.
— Эх, молодежь, мы друг от друга не бегали. Все чин чином было: суженная дома ожидает, а нареченный во славу возлюбленной подвиги совершает! — не то осуждая, не то завидуя, пробормотал старичок, пересчитывая монеты.
— А дома скучно, — недовольно бурчу.
Только нравоучений мне сейчас и не хватало.
— Ха, скучно! Заняться чем-нибудь надо! — тут же откликается старичок.
Ему, видимо, поговорить охота. Но кольцо!
— Извините, а вы случайно не знаете, куда тот молодой человек направился? — спрашиваю на всякий случай.
— Домой не лучше поехать? — почему-то решил уточнить портной.
— Если бы, — тяжко вздыхаю в ответ.
Видно что-то разжалобило старика в моем облике, и он, махнув рукой и помянув тихим словом нынешних влюбленных, принялся рассказывать:
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.