Узел вечности - [31]

— Тогда все старые мифы о богах и божественных героях и… и…

— Да. Они про нас.

Шон долго смотрел на своего старого друга.

— Когда же это изменилось? — спросил он, наконец.

— Не так давно. — Митос ответил ему взглядом, полным древней печали. — С севера пришли новые люди с новыми взглядами: покорение, уверенность в своей правоте, мужское превосходство, свержение богинь… И железо. Железный век. Это было не только освоение нового металла, но совершенно другой способ мышления. Философские истоки современной эпохи, со всей ее жестокостью.

— Я вспоминаю древнегреческий миф про приход железного века…

Митос подтянул колени и уперся в них лбом.

— В этих древних мифах больше истины, чем ты поверишь, Шон. Символизм… — Он вздрогнул. — Это тоже погубило удачу! В тот день, когда мир рухнул, на меня на века упала тень. Волна, смывшая мой народ, кроме того смыла целую эпоху человечества. С тех пор мир стал темнее, злее. Неудивительно, что нашему роду пришлось скрываться. Неудивительно… много чего.

Шон положил руку на плечо Митоса, желая поддержать его.

— Мне бы очень хотелось знать, каким был мир раньше, — сказал он.

— Я расскажу тебе через некоторое время, — пообещал Митос, — когда-нибудь, когда это станет не так больно.

Он поднял голову и огляделся, как будто удивился, обнаружив себя на полу. Он подтянулся обратно на диван и начал медленно раскатывать и застегивать свои рукава.

Шон уселся рядом с ним.

— Как думаешь, ты будешь по-прежнему бояться моря?

— Нет, — Митос вздохнул, потянувшись к своей обуви. — Я безусловно не буду его любить, и никогда не доверюсь ему, но теперь я знаю почему.

— И мы заполнили этот пробел в твоей памяти?

— Да… — Митос задумался. — Есть еще другие, но теперь, по крайней мере, у меня есть некоторое представление, почему они там.

— Всякий раз, когда ты будешь готов… — Шон намекнул и остановился.

— Со временем, — пообещал Митос. — Возможно, в следующем году. Один… страшный фильм в год — думаю, это я могу себе позволить.

— Тогда в это же время в следующем году, — улыбнулся Шон. — Я отмечу в моем календаре назначений.

— Приму к сведению. — Митос завязал галстук, затем надел пиджак. Только когда он встал и двинулся к вешалке, Шон осознал, что тот собирается удалиться.

«Так скоро? — подумал он с грустью. — Все еще опасаешься, мой старый друг?»

— Прежде чем ты уйдешь, не мог бы ты ответить на один вопрос?

— Если смогу. — Митос стоял на пороге с замкнутым лицом, не желая откровенничать.

Шон вздохнул.

— Ты сказал, что приливная волна была вызвана извержением. Что именно извергалось, ты знаешь?

Митос мрачно улыбнулся.

— Вулканический остров у берегов Греции, как я узнал позже. Я бывал там в более ранние века. Странное место: три концентрических кольца земли, разделенные протоками, с центральным островом, славящимся своими горячими источниками. Почва на всех кольцах была удивительно плодородная, и люди успешно вели морскую торговлю выращенными продуктами. Конечно, в то время никто не понимал, что неспроста почва плодородна и бьют горячие источники, что сам остров — вулкан, а эти кольца — остатки конусов предыдущих вулканов.

— Интересно, — сказал Шон, подумав о картах в своих книгах. — Ты помнишь название острова, или, точнее, где он был?

Улыбка Митоса стала жестче, он пожал плечами.

— Он стоял там, где сегодня находится группа островков Санторини; ты можешь обнаружить их на достаточно хорошей карте. Конечно, тогда у него было другое имя… и он был якобы под покровительством богини. Не трудись вставать, Шон, я сам закрою дверь.

«Снова спасается бегством», — вздохнул Шон. Просто чтобы продолжить разговор, он спросил:

— Что это была за богиня, помнишь?

— Аталанта, — сказал Митос, шагнув за порог. — Au revoir, Шон. — Он закрыл дверь за собой.

Шон вытаскивал огромный атлас с книжной полки, когда смысл имени дошел до него. Митос, конечно, был уже далеко.

Перевод: Анкрен

Дония <Адекватный, довольный жизнью Маклауд>

Lady Rena заказала «…напиши мне адекватного, довольного жизнью Маклауда, а? Это такая редкость в фиках! Буду рада, если получится!»

Не уверена, что получилось. Но что выросло, то выросло.

Дункан Маклауд точно знал, в какой момент явилось решение исчезнуть. Справившись с чем-то настолько ужасным, что возможно тем самым спас весь мир от катастрофы, он потерял себя. Но победа, какую бы огромную цену за неё ни пришлось заплатить, была важнее. Что значит его боль во вселенских масштабах? Вот только куда деть в этом спасенном мире свое истекающее кровью сердце он не знал.

Начинало казаться, что он все-таки опоздал, и окружающая действительность успела необратимо измениться. Он задыхался в Париже, город стал чужим и холодным. Друзья, понимания которых он так жаждал, словно отдались, насколько возможно оставаясь рядом. Их беспокойство раздражало, а жалость пугала. Раз за разом он пытался и не мог объяснить, насколько пусты их тревоги. Он уже принял то, чего не исправишь, и намерен жить дальше. Хотя бы в память о тех, кого не вернуть. Но найти правильные слова не получалось. Каждая попытка только усиливала непонимание.

Аманда знала его так долго, но все равно считала, что он только и ждет подходящего случая сложить голову. Как объяснить ей, что он больше не считает смерть достойным выходом? Даже данное прямым текстом обещание не очень успокоило бессмертную. А Митос стал настолько раздражающим, что его хотелось стукнуть чем-нибудь тяжелым по голове для улучшения кровоснабжения древнего мозга. Этот мерзавец ведь специально избегал всех серьезных тем, переводя разговор на какую-нибудь незначительную ерунду. Старейший мог часами говорить о книгах, погоде, клинках, искусстве, истории, но только не о том, что переворачивало душу и разрывало сердце Дункана. Темы Всадников и Ричи были табу, разрушить которое не удавалось. Маклауд пытался показать свою готовность к разговору, он хотел понять в обмен на прощение и ответное понимание. Он жаждал исцеления. А дурацкое сочувствие только бередило незажившие раны. Он задыхался от непонимания, оно вязло в зубах и, словно кривое зеркало, искажало реальность.