Узбекские повести - [117]

Нигора лила воду на голову сына, а он топтался в тазу, отчаянно протирая глаза. Нигора зачерпнула еще кувшин и окатила все кругленькое налитое тело малыша.

— Ну вот, готово, — Малика сняла с себя полотенце, закутала в него ребенка и в каком-то инстинктивном порыве прижала к себе. Султан с довольным видом, моргая и щурясь, крепко обнял ее за шею. Малика с удивлением почувствовала, как в груди у нее шевельнулось сладкое материнское чувство к сыну человека, которого она только вчера сняла с должности и отправила в пустыню. Какие гадости он ей говорил, будто она чуть ли не хочет выколоть детям глаза этим несчастным хлопчатником, как какая-то кровожадная колдунья. Да неужели можно пожелать плохого таким вот ребятишкам. Глупость какая. Камал любит сделать из мухи слона, все раздуть, поднять шум. Недаром в прошлом году получил взбучку от секретаря райкома. И все-таки не унялся. Не любит сворачивать со своей дорожки. Нигора, наверное, в душе обижается на нее, а ведь кому угодно может надоесть такой упрямец, как ее Камал. Упрямец и зазнайка. Именно его мнение обязательно должно восторжествовать и все изменить. Но для этого ему не хватает ни власти, ни веса. Зря упирается, недаром говорят, глупое упорство ломает хребет.

Движения красивого полного тела и ловких рук председательши вызывали в Нигоре восхищение и скрытую зависть. Лицо раскраснелось, и от этого Малика стала только красивее. Видно, аллах своих избранных одаривает сразу всем, с легкой горечью подумала Нигора, Малике он дал и красоту, и должность, и авторитет, а она, Нигора, не достигнув тридцати, уже похожа на старуху. Наверное, аллах сотворил их из разной глины.

— А где одежда вашего богатыря? — Малика явно любовалась Султаном. — Сейчас мы его приоденем.

Нигора взяла с веранды приготовленные штаны и рубашку сына. Тень неудовольствия мелькнула по лицу Малики, когда она взяла неглаженые вещи, но она явно сдержалась, чтобы не обидеть Нигору, повернула разговор в сторону.

— А где другие дети?

Нигора поняла, что председательша действительно задалась целью определить ее сыновей в детский сад. На минутку ей показалось даже, что детей хотят отнять.

— Им и дома хорошо. Не утруждайте себя, апа.

Конечно, такое робкое сопротивление не могло остановить Малику, она его отнесла к простому женскому упрямству.

— Неужели другие люди отдают своих детей в детсад потому, что у них дома плохо? Странно вы рассуждаете. — Малика незаметно для себя привыкла, что люди быстро соглашаются с ней и ей подчиняются. — Лучше сходите и разыщите сыновей.

Нигора не знала, как быть. Ее пугал этот председательский напор, с другой стороны, ей не хотелось и раздражать Малику, в которой она чувствовала силу и опасность.

— Вы знаете, апа, я не могу одна, не посоветовавшись с их отцом. Он приедет и решит.

— Пусть считает это моим распоряжением, — ласково и заговорщицки улыбнулась Малика. — Мое слово все-таки что-то значит, не правда ли?

— Ваше слово — это ваше слово. — Нигора замолчала. Она хотела сказать: есть у тебя контора, там ты председатель, там и командуй, а у себя дома мы уж сами как-нибудь разберемся, придумаем, как нам быть. Ее тянуло так и сказать напрямую, но она воздержалась.

Малика, конечно, и без слов поняла, что вертится на языке у Нигоры. Она сбавила тон и попыталась свести все на шутку.

— Бедные наши женщины, как они боятся своих мужей. Да и вас, я вижу, держат в ежовых рукавицах. Надо же, какой деспот.

Нигора взглянула с удивлением, она поняла вдруг, что Малика просто не знакома с этой обыденной, такой естественной для Нигоры стороной жизни. Если бы у нее были свои дети, муж, она не рассуждала бы так наивно.

— Да неужели вы его так боитесь?

— Нет, не боюсь, — Нигора покачала головой. — Разве в боязни дело? Ведь он отец моих детей, мой муж.

Эти слова объясняли все, в них были и преданность, и верность, и, наверное, любовь. Нигора и не сумела бы растолковать свою любовь другому человеку. С Камалом они, пожалуй, и не говорили о любви, да и сама она не задумывалась, любит ли она мужа, они были связаны невидимыми, но неразрывными узами. Нигора даже забыла то время, когда представляла себе жизнь без него. Теперь ей казалось, что это всегда так было: он ее муж, а она его жена. Это ведь так естественно! Такие же нити связывали ее с детьми. Разве задумывалась она когда-нибудь о том, любит ли она своих детей? Эти чувства жили в Нигоре и не требовали словесного выражения, не нуждались в объяснении.

— Вы преклоняетесь даже перед тенью своего мужа, — со смехом сказала Малика. — Наверное, из-за таких жен, во всем потакающих мужьям, они порой необдуманно лезут на рожон. Не надо их баловать.

Это было сказано так весело и по-дружески, что Нигора тоже улыбнулась в ответ.

— Выйдете замуж, тогда и посмотрим, как вы будете баловать своего муженька.

Малике показалось, что она с разбегу налетела на стену. Ах ты, наседка! Подумаешь, мужняя жена! Как она со мной разговаривает, сверху вниз, чем хочет уязвить. Веселую улыбку как сдуло с полного красивого лица председательши.

— Ах, чтоб язык мой отсох… Не иначе, вы обиделись, апа? Не обижайтесь, я же просто так ляпнула.