Уютная душа - [12]

Миллер пожал плечами и покосился на аспирантку, подававшую чай. Девушка поймала его взгляд и игриво улыбнулась. Она была такая хорошенькая на фоне высокого стрельчатого окна… Тонкие пушистые волосы выбились из прически и золотились легким облачком в солнечных лучах. Неожиданно Миллер вспомнил о Тане Усовой и понял, что знакомиться с этой аспиранточкой не станет…

— Пусть я не имею права вам приказывать, но просьбу старшего товарища вы могли выполнить? — продолжал Максимов. — Или вы не желаете заниматься нашими пигмейскими делами, а только решаете проблемы мирового масштаба?

«Представь себе, решаю, — хотел огрызнуться Миллер. — Во всяком случае, ты не публиковался ни в одном иностранном журнале, а у меня таких статей больше десятка!» Но вслух он миролюбиво произнес, что не стоит ссориться из-за всяких бумажек. Аргумент оказался не слишком удачным, и Максимов легко парировал его:

— Это не всякие бумажки, а важная и ответственная часть нашей работы. И если вы игнорируете ее, это еще не значит, что с другими частями вы справляетесь лучше других.

— Да, наверное, — пробормотал Миллер, но все же не удержался и спросил: — Я лично не видел вашего письма, скажите, какой запрос в нем содержался?

— Я всем руководителям клиник разослал одинаковые запросы. Не ответили только вы.

Коллеги, прислушивающиеся к разговору, посмотрели на Миллера с завистью. Им, измордованным бюрократической перепиской, наверное, не приходило в голову, что не на все запросы необходимо отвечать.

Выслушав пространные объяснения Максимова, Дмитрий Дмитриевич вздохнул и сказал:

— Боюсь, я все равно не смог бы ответить на ваш запрос. Как я могу судить о структуре заболеваемости на примере пациентов нашей клиники? Изучать заболеваемость в клинике — то же самое, что изучать частоту наступления беременности на примере пациенток роддома. Или частоту смертности в морге. Может быть, вы имели в виду нозологическую характеристику[2] больных?

— Не ваше дело, что я имел в виду! — вспылил Максимов и кинул на Миллера тяжелый взгляд.

— В таком случае я вообще не понимаю, что вам от меня было нужно. Извините, я действительно спешу.

Вернув чашку девушке, Миллер отправился на выход. Кажется, его провожали восхищенные взгляды.

В клинике он рассказал Валериану Павловичу о стычке с Максимовым. Криворучко рассмеялся, но потом помрачнел.

— Зря ты так, — пробормотал он, открывая нижний ящик письменного стола, где всегда хранилась бутылка коньяка для экстренных случаев.

— У вас же сегодня прием, — напомнил Миллер.

— Прием спиртных напитков, — парировал старый профессор. — Подождут, не сахарные.

Миллер поморщился. Оба профессора не любили вести амбулаторный прием. Теоретически это был способ заработать, но подавляющее большинство пациентов, судя по одежде и аксессуарам, людей отнюдь не бедных, заявляло, что они от профессора такого-то или депутата сякого-то, и это означало, что платы с них брать нельзя. Бывало, что на прием приезжали тяжелые больные, которым трудно было ждать в очереди, но другие пациенты практически никогда не пропускали их вперед. Однажды девушка с недиагностированной вовремя внутричерепной гематомой досиделась до дислокационного синдрома[3], и Миллеру пришлось срочно ее оперировать. Прежде чем девушка упала в коридоре, она долго жаловалась на тошноту и головокружение, но никто не пропустил ее без очереди.

— Напрасно ты злобишь Максимова, — тяжело вздохнул Криворучко. — Он очень злопамятный. Пока ты под моим крылом, он не сможет тебе напакостить, но ведь скоро ситуация изменится.

— Может быть, вы еще поработаете?

— Нет, возрастной ценз, сам знаешь. Да и достала меня уже руководящая работа. А тебе надо расти, Дима. Человек должен постоянно развиваться. Если ты к тридцати годам достиг того, к чему другие приходят только к концу жизни, это не значит, что теперь ты можешь почивать на лаврах. Стоит только расслабиться, моментально деградируешь. Да и кафедре нужна молодая кровь!

Миллер махнул рукой и поднялся помыть рюмки.

— Иногда, Валериан Павлович, я чувствую себя старше вас, — сказал он. — Да, я, простите за нескромность, хороший хирург и ученый, но это еще не значит, что я буду хорошим руководителем. Тем более в коллективе меня не любят.

— А это и не нужно, — хмыкнул Криворучко. — Тебя уважают и боятся, значит, не посмеют игнорировать твои распоряжения.

— Но будут ли мои распоряжения полезными?

— Начальник, Дима, всегда прав, — гордо заявил Криворучко. — Как-нибудь справишься. Я помогу на первых порах, ведь профессором-консультантом ты меня оставишь?

Миллер пообещал, что возьмет Криворучко на любую должность, которую тот пожелает, и отправился к себе.

— Таня? — обрадовался он, увидев возле своей двери кругленькую фигурку.

— Дмитрий Дмитриевич, я хочу вам сказать…

— Сейчас… — Миллер завозился с ключами. Сердце его, казалось, увеличилось в размерах и колотилось быстро-быстро, словно он только что пробежал кросс. — Выпьете со мной чаю? — Ему с трудом удавалось сохранять свой обычный холодный тон.

— Ой, что вы! Это неудобно…

— Очень удобно. Вы сколько раз угощали нас после операций?

Конфузясь, Таня зашла в кабинет.