Увязнуть в паутине - [84]
— Специальные источники информации, контактные заведения и конспиративные квартиры. Мне казалось, что это очевидно. — Подольский с превосходством глянул на хозяина кабинета. — Во всяком случае, я сразу же начал искать в списках «II», где учитывались материалы оперативных разработок.
Шацкий принял мужское решение, что все-таки выбросит зануду за дверь. Он даже встал.
— И нашел. Вашего фигуранта, Камиля Сосновского, информационно разрабатывала варшавская служба безопасности. В ОИК он был зарегистрирован под сигнатурой 17875/11. Дело было заведено в 1985 году, за два года до смерти парня. Тогда ему было двадцать лет. Он должен был быть довольно активным в студенческих организациях, или же его родители были оппозиционерами — на таких молодых людей папки заводили крайне редко.
Шацкий сел на место.
— Вам удалось узнать чего-нибудь больше?
— Из перечня можно узнать только то, как перемещались материалы — кто и когда их брал, когда возвращал. Ничего более.
— А эти перемещались?
Гжегож Подольский закинул одну худую ногу в немодных штанах на другую и откинулся на спинку стула.
— Ну? — подогнал его Шацкий.
— Из перечня следует, что в июле восемьдесят восьмого материалы были взяты департаментом «D».
— То есть? Это какой-то другой вид архива?
— Да нет, скорее всего — нет. Я ничего о них не знаю. То есть, кое-что знаю, кое о чем догадываюсь. Но мне не хочется об этом говорить.
— Потому что?
— Потому что не хочется. Не знаю, я в этом не разбираюсь, ведь я только архивариус. Я могу дать пану координаты того, кто этим занимается. Вот он настоящая гончая на эсбеков, ничего не боится. Холостяк, бездетный, родители у него умерли, некоторые говорят, что у него рак. Такой-то может рисковать.
Последние слова Подольский произнес с явной завистью, что Шацкому показалось странным.
— Пан предпочел бы быть одиноким и умирающим, чтобы иметь возможность вылеживать сотрудникв бывшей безопасности? — вырвалось у него.
— Нет, конечно же, нет. Но если бы пан видел, что в тех папках находится… Если бы пан знал столько же, что я, осматривал снимки, читал доносы, пролистывал расписки. Причем, все время с сознанием, что наверняка всего этого наверняка никто не увидит, что правда никогда не выйдет наверх, что все заметут под подстилку во имя спокойного сна истеблишмента всяческого происхождения… Вильдштейн вроде как и опубликовал эти списки, только что это дало? Пан смотрел фильм «Бойцовский клуб»? Или, может, читал книгу Паланика?
Шацкий и не вдел, и не читал. Ему сделалось стыдно, так как название было вроде как знаменитым.
— Там обычные люди объединились ради того, чтобы взорвать весь этот мир лжи, мошенничества и бабок. Я иногда мечтаю, как было бы здорово создать такую вот организацию, захватить архивы ИНП, сосканировать все за неделю и выставить на сервере в какой-нибудь по-настоящему демократической стране. Ой, что бы творилось…
— Не все тайны должны стать явными. Иногда цена ущерба слишком высока, — осторожно заметил Шацкий.
Подольский фыркнул и поднялся, собираясь уходить. Он подал прокурору листок м именем и фамилией «гончей на эсбеков». Кароль Венцель.
— Курва мать… — сказал Шацкий.
— И такие вот слова высказал прокурор Республики Польша? Тогда я, в таком случае, эмигрирую к брату в Лондон. И что, что курва мать? Как пан мог? Ведь даже чтение комментариев Петра Стасиниского[121] не должна убить в пане прокуроре жажды установления истины любой ценой. Для этого пан здесь и сидит — не глядеть на баланс потерь и ущерба, но только устанавливать правду, Курва мать, да я просто не верю.
Молодой человек покачал головой и вышел перед тем, как Шацкий смог что-либо ответить. Ему следовало сразу же позвонить Венцелю, но вместо того он проверил почту, было любопытно, прислала ли Моника свой сюрприз.
Прислала. Фотография с моря, она была в том же платьице, что и вчера. Снимок, должно быть, сделали год назад — Моника была более загорелой, с более короткими волосами. Она босиком бродила в мелкой воде, весь подол был мокрым. Девушка с кокетством улыбалась в объектив. Или мужчине? Шацкий почувствовал укол ревности. Ревности иррациональной, принимая во внимание факт, что это у него имелись дочка и жена, с которой в последнее время исключительно регулярно спал, а не она.
Еще минутку он поглядел на снимок, пришел к выводу, что под платьем, скорее всего, никакого купальника нет, и отправился в туалет. Неплохо, неплохо. Он уже и не помнил, когда в последнее время занимался сексом дважды в день.
3
Беседа с Каролем Венцелем пошла совершенно не так, как Шацкий себе представлял. Он ожидал, что просто-напросто прикажет пожилому человеку как можно скорее прибыть к нему, тем временем, голос в трубке был молодой, и его владелец не имел намерения прибывать в прокуратуру.
— И только не надо меня смешить, — убедительно говорил Венцель. — В перечне мест, в которых я не хотел бы с вами разговаривать, — Венцель выговаривал «р» вибрируя звуком, по-школьному верным образом, — ваша контора находится в первой пятерке. Ну, может быть, десятке.
— Почему? — спросил Шацкий.
— А как пан считает?
— Если пан скажет, что опасается клопов, то я подумаю, что годы общения с гебисткими папками вогнали пана в нечто вроде паранойи.
Действие романа разворачивается в древнем польском городе Сандомеже, жемчужине архитектуры, не тронутой даже войной, где под развалинами старой крепости обнаружены обескровленный труп и вблизи него — нож для кошерного убоя скота. Как легенды прошлого и непростая история послевоенных польско-еврейских отношений связаны с этим убийством? Есть ли в этих легендах доля правды? В этом предстоит разобраться герою книги прокурору Теодору Щацкому.За серию романов с этим героем Зигмунт Милошевский (р. 1976) удостоен премии «Большого калибра», учрежденной Сообществом любителей детективов и Польским институтом книги.
Наутро после групповой психотерапии одного из ее участников находят мертвым. Кто-то убил его, вонзив жертве шампур в глаз. Дело поручают прокурору Теодору Шацкому. Профессионал на хорошем счету, он уже давно устал от бесконечной бюрократической волокиты и однообразной жизни, но это дело напрямую столкнет его со злом, что таится в человеческой душе, и с пугающей силой некоторых психотерапевтических методов. Просматривая странные и порой шокирующие записи проведенных сессий, Шацкий приходит к выводу, что это убийство связано с преступлением, совершенным много лет назад, но вскоре в дело вмешиваются новые игроки, количество жертв только растет, а сам Шацкий понимает, что некоторые тайны лучше не раскрывать ради своей собственной безопасности.
Третья, заключительная книга из цикла о прокуроре Теодоре Шацком. Она, в основном, посвящена проблеме домашнего насилия.
В маленьком канадском городке Алгонкин-Бей — воплощении провинциальной тишины и спокойствия — учащаются самоубийства. Несчастье не обходит стороной и семью детектива Джона Кардинала: его обожаемая супруга Кэтрин бросается вниз с крыши высотного дома, оставив мужу прощальную записку. Казалось бы, давнее психическое заболевание жены должно было бы подготовить Кардинала к подобному исходу. Но Кардинал не верит, что его нежная и любящая Кэтрин, столько лет мужественно сражавшаяся с болезнью, способна была причинить ему и их дочери Келли такую нестерпимую боль…Перевод с английского Алексея Капанадзе.
Жена старшего помощника Генпрокурора России Александра Турецкого «застукала» своего супруга в кафе с симпатичной женщиной-чеченкой. Его объяснения о том, что речь у них шла о ее пропавшем бесследно муже, русском офицере, которого та умоляла найти, на Ирину не подействовали. И тогда Турецкий понял, что вернуть себе доверие жены он может единственным способом: отыскать исчезнувшего офицера…
Когда-то Джек Тобин и Мики Келли были неразлучны, но их дружба не выдержала испытания временем…Много лет спустя Тобин, ставший одним из самых знаменитых адвокатов страны, приезжает на похороны Мики – и узнает, что Руди, единственный сын его бывшего друга, приговорен к смертной казни.Джек решает сделать все, чтобы спасти Руди.Изучив дело, он понимает: улики подтасованы, процесс велся с грубыми нарушениями. Старший следователь, прокурор и судья вступили в сговор, чтобы повесить убийство на слабого и больного юношу.Возможно, они покрывают настоящего преступника?Тобин должен выяснить это как можно быстрее – ведь до казни Руди остается все меньше времени…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
С первых же страниц повести писатель бросает нас в глубокий водоворот событий, опаляет жаром страстей, до поры глухо тлевших в небольшом венгерском селе и ставших причиной трагической гибели человека, найденного убитым на проселочной дороге. Кто и за что убил Давида Шайго? Наверное, это можно будет узнать, если удастся установить, кому принадлежит мотоцикл, описавший вокруг убитого петлю… Майор милиции Кёвеш и его коллега капитан Буриан берутся за решение этой, на первый взгляд, не очень сложной задачи.
Мир филателистов, в который один за другим погружаются герои романа А. Пивоварчика «Открытое окно» – от наивных простачков до мрачных маньяков и дельцов включительно, – с его удивительными страстями завораживает и сбивает их с толку – молодого лейтенанта и его самоуверенного и несколько экзальтированного коллегу. Они погружаются в атмосферу полуобменов, полуобманов, сделок, купли продажи, но в то же время перед ним мир истинного коллекционирования, лихорадки, страсти, которой заболевают чуть ли не все сотрудники Главного управления милиции города Варшавы.