Увязнуть в паутине - [56]
Прогулка была просто замечательная, и Шацкий подумал, что если бы привезти какого-нибудь иностранца из аэропорта с завязанными глазами и взять на прогулку по этой трассе, в конце снова завязать глаза и перевезти на Окенце,[81] то туристу могло бы показаться, что Варшава — довольно-таки приятный город. Хаотический, но красивый. Опять же, в котором полно кафе, пивных и клубов, которых на этой трассе было даже очень много.
В особенности, отрезок от Швентокшыской, улицы Мазовецкая и Крэдытова с красивыми домами, магазинами для художников (а что, ведь Варшава — это город художников), комплекс на площади Малаховского, здание Захенты[82] (а что, ведь город искусств) и сбивающая с ног панорама площади Пилсудского с Большим Театром (Варшава — театральный город) и «Метрополитеном Фостера» (Варшава — город замечательной архитектуры, ха-ха-ха).
А под конец прогулка через Огруд Саски[83] с обязательным рассматриванием греющихся на лавочках полек. В течение многих лет Шацкий терпеть не мог этого места, на одной из здешних лавочек он получил отказ от девушки, в которую был влюблен еще в школе. Недавно он увидел ее в магазине. Лысеющий муж толкал перед собой тележку, из которой высыпались покупки; у нее было искаженное лицо, за собой она тащила двоих детей. Или одного тащила, а второго несла на руках? Вообще-то, из всей картинки Шацкий лучше всего запомнил факт, что волосы у нее были жирными, плохо покрашенными. Тогда он сделал вид, что женщину не узнал.
На Банковой площади он ускорил шаг — было уже начало седьмого. По подземному переходу он пробежал в скверик перед кинотеатром «Муранов» и сразу же почувствовал себя виноватым. Сам себя он считал представителем интеллигенции, и в качестве такового не должен был пропускать ни единой премьеры в «Муранове», где вместо голливудского хлама показывали более-менее амбициозные европейские фильмы. Бывал же он здесь крайне редко. Сам себе обещал, что посмотрит потом, на ДВД, но ни одного амбициозного европейского фильма в прокате не взял. Да что там, даже по ящику эту нудятину смотреть ему не хотелось. Сегодня тут показывали «Реконструкцию», какое-то датское размышление, похоже, о смысле жизни. Шацкий отвел глаза от обвинительно крупных литер репертуара. Через полминуты он уже был в фойе классицистического дворца Мостовских, где когда-то размещались органы царской власти, потом польской армии, затем Гражданская Милиция, а в настоящее время — Столичное Управление Полиции.
Навроцкий постарался. Свое обещание он выполнил и посадил Ольгерда Боничку в самом маленькой и самой мрачной комнате для допросов. Шацкий даже не был уверен, что это вообще комната для допросов — возможно, Навроцкий поставил в какой-то позабытой каморке столик и три стула только лишь затем, чтобы вызвать у Бонички впечатление допроса в гестапо. Площадь всего помещения составляла несколько квадратных метров, стены и двери грязные, окон никаких. Единственным источником освещения была лампочка под потолком в проволочной сетке. Хорошо еще, что Навроцкий сдержался и не притащил лампы на кронштейне — базового реквизита тоталитарных допросов.
— Прошу прощения за то, что пану пришлось ждать, — сказал Навроцкий перепуганному мужчине, сидящему за столиком из ДВП. Пластмассовая пленка, имитирующая не существующую породу дерева, по краям была потрепана, в нескольких местах были видны следы от погашенных сигарет. — Это прокурор Теодор Шацкий их центральной районной прокуратуры. Мы посчитали дело настолько важным, что решили переговорить с паном вдвоем.
Боничка тут же вскочил с места. Шацкий дал ему знак сесть. Он и сам взял стул, усевшись у двери, оставляя за столом полицейского и допрашиваемого. При этом он ничего не сказал, потому что ничего говорить и не следовало. Боничка глядел на него перепуганными глазами. Люди часто реагировали подобным образом на присутствие прокурора. Полицейский для них был кем-то, чье присутствие можно было принять. Он шатался в своем мундире по всему микрорайону, переписывал жулье, брал взятки, если кто ехал слишком быстро да еще и по пьянке. Свой мужик, сражающийся с жизнью; который знает, что легко никогда не будет, что нет ничего ни слишком черного, ни слишком белого. А вот прокурор ассоциировался с чиновниками, с которыми ничего нельзя устроить, которые ничего не понимали, которые сами говорили на непонятном языке и которые всегда были против. Потому Шацкий и молчал, зная, что пока что один его костюм и суровый вид говорят сами за себя. По сравнению с ним Навроцкий казался своим парнем. Жирный, запущенный, с опухшим лицом и жирными, редкими волосами, в расстегнутой желтоватой рубашке, без галстука, в старом оливково-сером пиджаке. Явно по причине какой-то аллергии, он ежеминутно сморкался.
Боничка был похож на полицейского лишь в том, что оба выглядели так, будто бы о выпускном экзамене на аттестат зрелости лишь слышали (но Навроцкий, несмотря на внешность, имел два высших образования: право и психологию). Очень худощавый, да что там — просто худой особой худобой человека, который работает физически и вкус стимуляторов узнал еще в начальной школе.
Действие романа разворачивается в древнем польском городе Сандомеже, жемчужине архитектуры, не тронутой даже войной, где под развалинами старой крепости обнаружены обескровленный труп и вблизи него — нож для кошерного убоя скота. Как легенды прошлого и непростая история послевоенных польско-еврейских отношений связаны с этим убийством? Есть ли в этих легендах доля правды? В этом предстоит разобраться герою книги прокурору Теодору Щацкому.За серию романов с этим героем Зигмунт Милошевский (р. 1976) удостоен премии «Большого калибра», учрежденной Сообществом любителей детективов и Польским институтом книги.
Наутро после групповой психотерапии одного из ее участников находят мертвым. Кто-то убил его, вонзив жертве шампур в глаз. Дело поручают прокурору Теодору Шацкому. Профессионал на хорошем счету, он уже давно устал от бесконечной бюрократической волокиты и однообразной жизни, но это дело напрямую столкнет его со злом, что таится в человеческой душе, и с пугающей силой некоторых психотерапевтических методов. Просматривая странные и порой шокирующие записи проведенных сессий, Шацкий приходит к выводу, что это убийство связано с преступлением, совершенным много лет назад, но вскоре в дело вмешиваются новые игроки, количество жертв только растет, а сам Шацкий понимает, что некоторые тайны лучше не раскрывать ради своей собственной безопасности.
Третья, заключительная книга из цикла о прокуроре Теодоре Шацком. Она, в основном, посвящена проблеме домашнего насилия.
«Париж, набережная Орфевр, 36» — адрес парижской криминальной полиции благодаря романам Жоржа Сименона знаком русскому читателю ничуть не хуже, чем «Петровка, 38».В захватывающем детективе Ф. Молэ «Седьмая жертва» набережная Орфевр вновь на повестке дня. Во-первых, роман получил престижную премию Quai des Оrfèvres, которую присуждает жюри, составленное из экспертов по уголовным делам, а вручает лично префект Парижской полиции, а во-вторых, деятельность подразделений этой самой полиции описана в романе на редкость компетентно.38-летнему комиссару полиции Нико Сирски брошен вызов.
Действительно ли неподвластны мы диктату времени настолько, насколько уверены в этом? Ни в роли участника событий, ни потом, когда делал книгу, не задумывался об этом. Вопрос возник позже – из отдаления, когда сам пересматривал книгу в роли читателя, а не автора. Мотивы – родители поступков, генераторы событий, рождаются в душе отдельной, в душе каждого из нас. Рождаются за тем, чтобы пресечься в жизни, объединяя, или разделяя, даже уничтожая втянутых в события людей.И время здесь играет роль. Время – уравнитель и катализатор, способный выжимать из человека все достоинства и все его пороки, дремавшие в иных условиях внутри, и никогда бы не увидевшие мир.Поэтому безвременье пугает нас…В этом выпуске две вещи из книги «Что такое ППС?»: повесть и небольшой, сопутствующий рассказ приключенческого жанра.ББК 84.4 УКР-РОСASBN 978-966-96890-2-3 © Добрынин В.
На севере Италии, в заросшем сорняками поле, находят изуродованный труп. Расследование, как водится, поручают комиссару венецианской полиции Гвидо Брунетти. Обнаруженное рядом с трупом кольцо позволяет опознать убитого — это недавно похищенный отпрыск древнего аристократического рода. Чтобы разобраться в том, что послужило причиной смерти молодого наследника огромного состояния, Брунетти должен разузнать все о его семье и занятиях. Открывающаяся картина повергает бывалого комиссара в шок.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В маленьком канадском городке Алгонкин-Бей — воплощении провинциальной тишины и спокойствия — учащаются самоубийства. Несчастье не обходит стороной и семью детектива Джона Кардинала: его обожаемая супруга Кэтрин бросается вниз с крыши высотного дома, оставив мужу прощальную записку. Казалось бы, давнее психическое заболевание жены должно было бы подготовить Кардинала к подобному исходу. Но Кардинал не верит, что его нежная и любящая Кэтрин, столько лет мужественно сражавшаяся с болезнью, способна была причинить ему и их дочери Келли такую нестерпимую боль…Перевод с английского Алексея Капанадзе.
Майор Пол Шерман – герой романа, являясь служащим Интерпола, отправляется в погоню за особо опасным преступником.