Увидеть свет - [13]

Оглядевшись, Доминик вдруг представил, что жаждет найти модель для портрета. Эта игра увлекла его, и теперь он рассматривал всех, уже не таясь. Кто достоин того, чтобы быть отражённым на холсте? А кто сам станет холстом? Играть с этими опасными мыслями оказалось невероятно приятно. Запретное удовольствие, вызывающее вдобавок ко всему и лёгкое адреналиновое головокружение — что, если кто-то поймает на том, чем ты занимаешься, заметит, а главное, уличит в таких неподобающих замыслах?

«Несостоявшиеся убийцы, — подумал Доминик, проходя мимо чьего-то кричаще-яркого полотна. — И несостоявшиеся жертвы. Пока ещё. Соприкасаясь, они выбирают друг друга, но место последнего свидания, того самого, что обнажит их истинную сущность, может быть совершенно другим…»

* * *

Алекс отыскал его в залах у картины, где была изображена ночь. Доминик знал и чувствовал, что там отобразилась сама суть ночного бодрствования, хотя и заключена она была в набор геометрических форм.

— Анхелика говорила с тобой, — Алекс не спрашивал.

— Она упомянула о покупателе, — кивнул Доминик, почти с разочарованием прекращая мысленные игры.

— На мой взгляд, цена очень низкая, если устроить аукцион, то выручить можно намного больше… — Алекс глянул на свой планшет.

— Я не буду продавать её. Пока ещё, — он с сожалением качнул головой. — Думаешь, нам это необходимо?

— Нет, — Алекс тут же спрятал гаджет. — Тогда я сам оформлю отказ. Тебе не стоит беспокоиться.

— Благодарю, — Доминику и в самом деле было неинтересно, кто пожелал его картину. Ни его имя или лицо, ни род занятий. Для себя он обозначил покупателем именно того созерцавшего полотно мужчину. Было бы огромным разочарованием узнать, что покупатель — кто-то другой.

Алекс предложил ему шампанское, но Доминик вдруг почувствовал усталость. Нужно было подняться наверх, а лучше — отправиться домой. Уже через десять минут такси уносило его прочь от галереи. Собирался дождь, и мягкий свет, краски и негромкий гул посетителей так быстро растворились в хмурой атмосфере поблёкшего без солнца города, что показались Доминику лишь воспоминанием о прекрасном сне.

Весь мир был всего лишь чьим-то сном.

6

Доминик щёлкнул пультом и отвернулся к кофеварке. Ему не хотелось есть, и он надеялся, что крепкий кофе пробудит аппетит. Звук был совсем тихим, потому голос ведущей напоминал журчание воды. Но вдруг в нём промелькнули какие-то новые нотки, и Доминик резко развернулся к экрану, нащупывая пульт на столе.

— …очередное циничное убийство. Однако по полученным нами данным на этот раз действовать мог другой человек. Кровавые подробности происшедшего засекречены в интересах следствия, но наш источник утверждает, что тело было расчленено полностью. Мы постараемся максимально полно…

Доминик выключил телевизор, его виски точно взорвались болью.

Ещё один убийца? Кто он?!

Известие будто ударило: разве этот новый участник кровавой игры не решил перетянуть на себя всё внимание? Доминик согласился бы, что в нём взыграла ревность, если бы это не звучало настолько абсурдно. Но самое главное — теперь он желал знать любые подробности, хотел увидеть место преступления, выяснить каждую деталь, словно это помогло бы ему составить иную картину мира. От прежней не осталось больше никакого следа.

* * *

Рик позвонил после обеда, когда Доминик уже не рассчитывал на это.

— Слышал? — начал он сразу, забыв поздороваться.

— О втором убийце? — Доминик проследил, что его пальцы дрожат, и почти со злостью сжал ладонь в кулак.

— Да, я был там сегодня. Это, конечно, кто-то другой. Ужасно… — и замолчал, точно ожидая, как Доминик станет упрашивать продолжать. Приходилось сдерживаться.

— Опять фотографировал? — вопрос, который не требовал ответа, но Доминик надеялся, что хотя бы подтолкнёт Рика к рассказу.

— Да, да, — отозвался тот с какой-то заторможенностью. — Тебе, может, тоже не помешало бы посмотреть. Это… как живопись. Кубизм из человеческих тел.

— Ты, кажется, чересчур часто сравниваешь смерть с искусством, — хмыкнул Доминик, хотя сердце его забилось чаще.

— Может быть, потому мне и нужен твой взгляд. Он расчленяет тела, этот новый… И… Это ужасающая картина.

— Ты немало расчленённых тел видел, что тебя ужаснуло? — уточнил Доминик, сдерживаясь из последних сил. Он готов был накричать на Рика, вытрясти из него детали и бросить трубку одновременно.

— Он обматывает… каждый кусок тканью, вымоченной в крови. Наверное, в крови жертвы. То есть, вероятно, он сперва собирает кровь, как это делают на скотобойнях, — Рик выдохнул. — И пересыпает части тела битым стеклом. Ткань, кровь, стеклянная крошка… И всё это выложено так, будто инсталляция. Сумасшедшее современное искусство, а?

— Возможно, последнее — лишь плод твоего слишком впечатлённого событиями воображения, — Доминик прикрыл глаза. — Собирался сбросить мне фотографии?

— Уже, только что. Посмотри и перезвони мне. Хочу знать твоё мнение. Ни в чём не уверен…

— Хорошо. Или напишу, если буду не в состоянии обсуждать, — и Доминик отключился.

Сначала он потёр глаза, будто это помогло бы хоть немного успокоиться. Конечно, он был едва ли не на сто процентов убеждён, что это убийство совершил другой человек. Запавший ему в душу творец не издевался бы над своими жертвами, а подарил им что-то… Нечто качественно иное, почти как вечная жизнь. А этот… Доминик полагал, что у него не было никакой почтительности к краскам и холсту, которыми выступало тело. И потому это убийство вызывало отторжение.