Увеселительная прогулка - [3]

— И ты меня тоже не хотела.

Сильвия едва сдержалась, чтобы не закричать.

— Это неправда, Оливер! Я боялась только, что буду плохой матерью, сказала она.

Оливер встал, подошел к Сильвии и, погладив ее по голове, тихо проговорил:

— Но ты стала лучшей матерью в мире!

Он вернулся на свое место и вдруг заявил:

— Впрочем, никакой девчонки там со мной не было.

— Что же ты мне тут плел?

— Был мужчина.

— Какой мужчина?

— Да так, один псих. Ну, он мне такого порассказал! Ты, говорит, имел дело с проститутками, в борделях бывал? Сижу это я, вдруг смотрю — рядом со мной какой-то тип. Я и не заметил, как он подкрался. Уселся возле меня и говорит: «Знаешь, откуда я сейчас?» Я молчу, а он спрашивает: «Ты имел дело с проститутками?» Я молчу, а он свое: «Я, говорит, сейчас прямо из Берлина. Был там в одном зверски дорогом бардаке».

— Прекрати! — сказала Сильвия.

— Я только пересказываю, что говорил этот тип.

— А меня это не интересует.

— Тебя вообще не интересует моя жизнь.

— Ну хорошо, продолжай.

— Так вот, сказал этот псих, сперва надо сунуть швейцару двадцать марок, чтобы он открыл тебе дверь. И не вздумай произносить слово «бордель», ты должен сказать: «Пожалуйста, четвертый этаж, пансион». Он отвезет тебя в лифте на четвертый этаж. Другого такого заведения небось на всем свете не сыщешь. Не иначе как в этой квартире раньше жил Ротшильд. Или какой-нибудь князь. Комнат там нет, все сплошь одни салоны. Потолки лепные, персидские ковры, вертящиеся кресла; в каждом салоне — бар. Рюмка виски — десять марок. Можешь только пить виски. Или там шампанское. Бутылка — семьдесят марок. С бабой телепаться не обязательно…

— Оливер!

— Так ведь это он говорит, не я. Честное слово. Я только передаю.

— Незачем повторять все эти гадости.

— Ну, сажусь я, значит, в такое вертящееся кресло (это мне все тот псих рассказывает), а они уже тут как тут, куколки, плывут себе мимо, прямо манекенщицы на показе мод, не девочки — сказка, старше двадцати пяти нет ни одной. Я говорю; «Вон с той черненькой я бы выпил шампанского». А она: пошли, мол, в комнату. Я говорю: «Зачем? Здесь так уютно». — «Но в комнате мы будем одни», — говорит она. «Ну тогда пошли», — отвечаю, а сам злюсь, что она так напирает. И только я встал, другая несет шампанское, ну, я опять сажусь, черненькая садится тоже, мы выпиваем по бокалу шампанского, и тут она говорит: «Пойдем, дорогой». А я все никак не возьму в толк, почему это непременно надо уходить отсюда? Но ихних порядков я не знаю, так что встаю и иду к ней в комнату. Не успел я хорошенько закрыть за собой дверь, как является еще одна с шампанским. Я говорю: «У меня там, в салоне, осталось шампанское, вы мне принесите ту бутылку», а она отвечает, что, мол, та бутылка на потом, «а здесь, в комнате, вам тоже нужно шампанское, или, может, вы хотите виски?» — «Господи, — говорю, — кто же это пьет столько шампанского?» — «Пить не обязательно, — говорит черненькая, — главное — уплатить», а я говорю: «Ну и обдираловка». — «Не злись, — говорит она, — и давай сто марок». — «Какие еще сто марок?» — «Те, что причитаются мне». Тут я прикидываю: семьдесят марок в салоне, семьдесят плюс сто — здесь, в комнате, — итого: двести сорок… Она говорит: «Если ты хочешь, чтобы я тебя раздела, это будет стоить дороже», а я говорю: «Мне и так хорошо, давай пить шампанское», но она спрашивает: «Ты что, неспособен? Или у тебя еще что неладно?» Я ей опять: «Да брось ты, мне и так хорошо, давай пить шампанское, я вас, лахудры вы этакие, всех люблю, я ваш друг». — «Это очень мило с твоей стороны, — говорит она. — Тогда я тебе кое-что покажу». Тут она открывает дверь в коридор и кого-то зовет. В комнате появляется еще одна особа — блондинка, и опять приносят шампанское, — «семьдесят марок, пожалуйста», а пока я плачу, обе раздеваются, блондинка говорит: гони сто марок. Я, конечно, не спорю, выкладываю сто марок, а что они там вытворяют друг с дружкой — меня не интересует. Я поворачиваюсь вместе с креслом к ним спиной — я же не извращенец какой-нибудь, просто мне все осточертело, а когда эта возня кончилась, встаю и говорю: «Шампанское тащите мне в салон, я его здесь не оставлю». Сижу, значит, в салоне, дую шампанское, и вдруг какая-то пожилая дама говорит: «Извините, сударь, мы закрываем, уже пять часов…»

Сильвия посмотрела Оливеру в глаза, он выдержал ее взгляд. Она спросила:

— Зачем ты мне рассказываешь все эти бредни?

— Жалко мне этого психа, — ответил Оливер.

— Почему тебе его жалко?

— Трудно ему в атом мире.

— Почему ты так решил?

— Когда он идет к своей девчонке, она требует, чтобы он вел ее в концерт, в театр, в ресторан, она любит вкусно поесть и приятно провести время…

— Ну и что? — спросила Сильвия.

— Но он-то хочет заниматься любовью. А она говорит: «Что ты меня сразу тащишь в постель, неужели я только на это и годна?..»

Сильвия молча встала и собрала посуду.

— У вас с отцом тоже так? — спросил Оливер.

— Иди-ка к себе в комнату и садись за уроки.

— Ладно, — сказал Оливер и, уже стоя в дверях, прибавил: — Я был в домике с девчонкой…

17 августа, 21 час КАБИНЕТ ЭПШТЕЙНА В РЕДАКЦИИ «МИТТАГБЛАТТА». ЗАСЕДАНИЕ РЕДКОЛЛЕГИИ